Галина Гончарова - Азъ есмь Софья. Государыня

– Сонька, ты что?! Вконец с ума спятила?!

Софья зевнула, поднялась на кровати… пять утра? Шесть? И кто из них еще спятил?!

Вчера ее едва не убили, а сегодня эта дурища скандалы устраивает?

– Дунька, ты на себя в зеркало смотрела?

Царевна Евдокия замялась.

– А…

– Бэ! Только что петухи пропели, а ты тут ходишь верещишь? Дала бы мне хоть чуть поспать!

По мнению Софьи, она спала не более трех часов. Хорошо хоть молодой организм быстро восстанавливал силы.

– Ты распорядилась, чтобы мы готовы были к заутрене?! А потом отца пойдем провожать по Москве?!

Софья кивнула. Ну да, вчера распорядилась. И что?

– Грех сие!

– Отца проводить?!

– С незакрытыми лицами на люди! Срамота!

– Тьфу! Дурища!

Софья едва в сестру подушкой не запустила. Скандалы та закатывать будет, овца нестриженая! И из-за чего?! Можно подумать, ее, как леди Годиву, по Москве на лошади уговаривают проехаться в одной прическе. Так нет же! Тряпок накручено – на шестерых хватит, а если по XXI веку – то и на десяток девчонок. Но понтов!

Надо ж показать, что она старшая!

– Значит, так. – Софья вылезла из-под покрывала и двинулась умываться, все равно больше чем полчаса подремать бы не удалось. – Мы. Все. Идем. За. Отцовским. Гробом. Ясно?

Евдокия невольно кивнула. Слова падали увесисто, не хуже бетонных плит. Даже жутковато как-то становилось. И от тона, и от холодных, слегка прищуренных глаз сестры:

– Если ты не идешь – значит, ты не Романова! Выбирай сама.

– А ежели чей глаз дурной?!

Куда тебе еще дурее быть ? – хотелось спросить Софье. Проглотила. И вместо этого вежливо поинтересовалась:

– Ты что, сестричка, в сглазы веришь? Так с этим тебе к протопопу Аввакуму, он разберется.

И резко хлопнула в ладоши. Девушек долго ждать не пришлось, мигом одна в дверь заглянула.

– Проводи сестрицу мою к Аввакуму, – приказала Софья. – А мне чашку кофе и отчет. Дуня, если батюшка скажет, что неприлично мной задуманное – можешь не идти.

Евдокия кивнула и отправилась к Аввакуму. Оно и правильно, еще бы минут десять – и Софья б ее пинками выгнала, а сие урон царской чести. Вот ведь… что бывает, когда ребенком не занимаются! Могла бы быть, как Марфа, а так… полная Дунька! С кикой!

Отчет был прост. Народ горюет о государе, преступники пока не раскололись, старец Симеон еще два раза пытался выйти из дворца…

– Взять и к преступникам, – решила Софья. – Пока не пытать, а там посмотрим.

– Старец же…

– Они с моим отцом в один год родились. Не рано ли Симеона старцем назвали?

Девушка хлопнула ресницами и ушла исполнять приказ. А Софья допила кофе и направилась одеваться.

Сегодня будет длинный день.

И он таки был длинным. Софья помнила все, как сквозь воду. Отпевание в церкви, сочувствующие лица людей, Любава, которая едва раза три не упала в обморок, но и увести ее не представлялось возможным, заплаканные лица младших…

Да, вот так и становятся старшей сестрой – осознав свою ответственность за других.

Хоронить Алексея Михайловича предстояло в Архангельском соборе – и вся его семья шла за гробом. Софья вела за руки младших детей – Ивана и Феодосию, и так же поступили царевны Анна и Татьяна. Дети жались к ним, словно осиротевшие птенцы, да так ведь оно и было.

Мать, теперь вот отец…

Романовы плакали, не стесняясь – и так же плакал народ. Никто не вспоминал о приличиях в этот миг. Алексея Михайловича любили.

Софья шла.

Разум работал словно бы отдельно от нее…

А будут ли так любить Алешку? Что надо для этого сделать? Хотя и так ясно. Белое особенно бело на фоне черных клякс. Неужто мне придется стать такой кляксой? Тяжко…

Ладно, ради брата я и не на то пойду. Я – сильная. Я – справлюсь.

Плакали, не скрываясь, бояре, рыдали плакальщицы-черницы, плакал народ на улицах… Когда гроб занял свое место, Софья с красного крыльца обратилась к людям:

– Люди добрые! Осиротели мы с вами сегодня! Злой рукой отравлен мой батюшка! По обычаю надобно нового царя на царство провозглашать, да только брат мой старший, Алексей Алексеевич, в чужих землях ноне воюет! Как только вернется он, так и шапкой Мономаховой увенчается, а до той поры обещаю, что сберегу для него трон. Никто из супостатов на него не сядет, а порукой в том моя жизнь и мое слово! Царевны Софьи Алексеевны!

Ее слушали молча, глядели подозрительно. Софья выдохнула. Ежели сейчас она это не переломит…

– Что скажете, люди добрые?! Хотите ли себе в правители Алексея Алексеевича?!

– Хотим! Любо! Романова на царство! – взвилось в разных концах площади несколько голосов – и словно стронувшись с места, площадь загудела, заволновалась…

Любо!

Софья отвесила поясной поклон.

– Тогда быть по вашему слову! Как только брат мой с басурманами погаными разберется да домой вернется – сразу же коронован будет! Покамест же его нет, не могу я Русь православную доверить боярам! Вчера только бунт поднять пытались! Ночью меня убить хотели, а ну как далее на братьев моих или сестер покушаться будут? Не позволю! Родные мои еще малы, царица в слезах, по мужу любимому убивается. – Тут Софья даже и не преувеличила. Идущая за гробом Любава так заливалась слезами, что даже плакальщицы поглядывали уважительно. Естественно, народ это заметил.

– Я вами править не буду, я лишь брата дождусь.

Вот теперь был гул. И был он явно одобрительным. На том Софья развернулась и ушла с крыльца.

Предстояло работать, работать и работать…

Кадры! Полцарства за кадры, все равно с умными людями я его обратно пригребу!

Так мало было выпусков из школы! Их бы в десять раз больше… да и тогда еще мало было бы!

Вильгельм Оранский ехал по главной улице Амстердама.

Ветер доносил с моря запах соли и водорослей, оседал на лице мелкими капельками.

Как же он любил эту страну!

Его дом, его родина, которую чуть не разнесли в клочья по глупости своей и честолюбию подонки де Витты…

Нет, Вильгельм ничуть не жалел о том, что отдал их на растерзание толпе, не жалел и что наградил их убийц вместо того, чтобы предать суду… поделом. Много таких тварей!

К тварям Вильгельм относил большую часть своего окружения, отлично понимая, что пока они служат не ему, а своим интересам. Ну так что же?

Любую тварь можно использовать в нужное время и на своем месте.

Вильгельм еще раз глубоко вдохнул соленый воздух.

Хорошо…

– Господин!!!

Под копыта коня бросились несколько нищих. Вильгельм поморщился. Вот ведь расплодилось, но кивнул стражнику – мол, брось им пару медяков.

Ничего особенного не случилось, просто на миг он остановился. Задержался. И – стал доступен для выстрела.

Загудела негромко тетива арбалета. Глухо свистнул короткий болт.