Евгений Филенко - Шествие динозавров

— Ты, «шестерка»! — ору я. — Доложи по инстанциям: Змиулан хочет обратно! Он раскаивается, готов все исправить, смыть вину кровью. Он согласен на любые условия. Мне нужно обратно!!!

— Мы больше не нуждаемся в ваших услугах, — холодно говорит он. — Из вас получился паршивый телохранитель. Потрудитесь хотя бы корректно передать миссию.

— Что значит — передать?…

— А вот что. Запомните следующее… — Обрыв. Провал. Словно кто-то ножницами вырезал кусок памяти и не озаботился зашить дыру. — … в нужный момент сами все вспомните.

— Ладно, — говорю я устало. — Только отстаньте от меня. Видеть вас не хочу. И вспоминать о вас — тоже. Тени… фантомы… динозавры из паноптикума…

— Эй, ты, как тебя… Змиулан! Очнись. Под машину угодишь. Держи, я тут полистал немного.

Меня сильно тряхнули за плечо. Сунули в руки какой-то журнал, швырнули под ноги сумку. Одернули на мне куртку.

— Давай топай. Дома заждались.

Я стоял под моргающим ночным фонарем, направленным не на тротуар, как полагалось бы по логике вещей, а на проезжую часть дороги. Было холодно и сыро. С пятнистого беззвездного неба сыпал мелкий дождь. Воняло рассеянной в воздухе химией.

Я вернулся. И дома меня действительно ждали.

— Ну будь, — сказал он и повернулся, чтобы навсегда исчезнуть из моей жизни.

— Подожди, — сказал я.

Он замер, поводя крутыми плечами под армейским бушлатом.

— Ты — Кандагар?

— Допустим.

— На чем они тебя взяли?

— Не твое дело. — Помолчав, он все же нехотя промолвил: — У меня было две дороги. К «духам» в плен или гнить под солнышком. А они предложили третью… Как там Солнцеликий? Не скучал по мне?

— Он убит. Лазером.

— Стало быть, все же лазер, — Кандагар потер ладонью короткую смуглую шею. — Ты вызнал, кто это?

— Мы. То есть — они. Но еще более поздние. Эксперимент продолжается. И над империей. И над нами. И над Ратмиром. Вся история — сплошной эксперимент.

— Хреново получается, — пробормотал он. — Стало быть, они из своего будущего при помощи нас, настоящих, перекраивают прошлое. При этом выходит, что работают они все же на себя. И все это, что вокруг нас… в одной отдельно взятой стране… может быть, всего лишь опыт над крысами? Хреново получается, — повторил он. — Но кто тогда мы с тобой в этом раскладе?

— Единственное наследство зигган. Умелые, безжалостные наемники. Десант из вневременья. То ли из будущего, то ли из прошлого. Пятая колонна.

— Это как игла с героином, — промолвил Кандагар сквозь зубы. — Они все наше время посадили на иглу. Ты же видел, каких деток мы себе нарожали.

— Мы никогда и не слезали с этой иглы.

Он сплюнул и выругался.

— Хотел им помочь, — сказал он. — У них же там рабы. А император землю раздавал. Вроде бы все как и нужно. Кармаль, если помнишь, тоже все делал по-нашему. Я и ему помогал. И сам же потом подсаживал Наджиба в его кресло. А теперь все шарашатся на нас, как на волков. И те, и эти… Но ведь если мы — только вариант, — вдруг сказал он с надеждой, — какой же с нас спрос? Что мы-то можем изменить? Например, я? Ведь я уже вышел из игры!

— А я, кажется, еще нет.

Он подошел поближе. Заглянул мне в лицо.

— Ты говорил с Ратмиром… после всего?

— Он меня не выслушал. Ясно одно: эксперимент будет продолжен. Им наплевать на мои доводы. Они не верят, что сами — лишь марионетки в чужих руках. Я не выполнил их задания, не уберег старого императора. И они хотят посмотреть, как получится у нового. Или начать все заново. Я пытался спорить, и тогда они просто вышвырнули меня из будущего.

— То-то я гляжу, ты будто под кайфом… Все верно. Ты в деле. Ты еще должен будешь указать жрецам нового ниллгана.

— Никого я им не укажу.

Кандагар улыбнулся, не разжимая губ.

— Выпить хочешь?

— Не хочу. Отвык.

— И я тоже. Я тут рядом живу, в строймонтажной общаге. Нужен буду — спросишь Кирилла, «афганца».

Он кивнул мне и растаял в зыбкой пелене ночи. Я так и сяк покрутил стиснутый в кулаке журнал — это был «Огонек». «Привет, подпоручик Недавний», — подумал я. Сунул журнал за пазуху, подхватил сумки с награбленным. И пешком побрел к своему дому.

Маришка сидела на кухне. Читала газету, шевеля губами. На коленях лежало забытое вязание. В кухне пахло котлетами. На холодильнике полушепотом бухтел и мигал «Сапфир». Кажется, показывали «Взгляд». Как обычно, сочащийся кровью и слезами человеческими кадр сменился музыкальным клипом. В качестве, так сказать, иллюстрации. Безголосые, тугоухие, небритые, немытые и сопливые, в общем — самого паскудного вида засранцы, искосив слюнявые рты, заорали что-то перестроечное. То бишь горячечный бред, собачью чушь. «Н-н-ненавижу, паучья кровь…» — подумал я, леденея. И потянулся к мечу.

Но его не было. И к его отсутствию надлежало привыкнуть.

Я постоял на пороге, не раздеваясь. Привыкал.

— Васька спит? — спросил я наконец.

Маришка молча кивнула.

Я снял кроссовки и на цыпочках прошел в свой закуток. Поставил сумки, но разгружать не стал. Они могли потерпеть и до утра. Васька сопел на диване, с головой завернувшись в одеяло, наружу торчала взъерошенная макушка. «Я дома. Дома… Ничего не исправить, ничего не вернуть. Значит, буду жить по-прежнему. Если получится. Если не станет ниллган Змиулан по каждому пустяку отпихивать историка Славу Сорохтина железным локтем и нашаривать меч». Я залез в тумбочку и вытащил папку из фальшивого крокодила. Провел по туго натянутой застёжке пальцем. «Сожгу. Зачем оно мне? Кому вообще это пригодится? Приключения холодного разума… Мне, к примеру, не пригодилось. Стало быть — к черту. Как-нибудь проживем без социальных провокаций». Я взвесил папку на ладони. И спровадил на прежнее место.

— Котлеты будешь? — театральным шепотом спросила за моей спиной Маришка.

— Не хочу.

— Тогда я сплю.

Я оглянулся. Она, уже умытая, намазанная кремами, сидела на краешке постели и заводила будильник. Ночник над ее головой превращал тонкую сорочку в эфирное облако.

— Подожди спать, — произнес я.

…Где-то посередине ночи, когда не сохранилось больше сил ни на что, и голова ее лежала на моем плече, а моя ладонь — на ее теплом животе, Маришка сказала:

— Это не ты.

— А кто же? — усмехнулся я, внутренне напрягшись.

— Кто-то другой. Инопланетное чудище. «Обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй». Прикинулось тобой. Влезло в тебя, словно в костюм. Как в кино.

— Почему, Мариша?!

— Да ты весь как из камня! — воскликнула она шепотом и стукнула меня кулачком по груди.

— Тебе показалось, — пробормотал я растерянно.

— А то, что было… тоже показалось?

Кто мог все предусмотреть? Я молчал, лихорадочно подыскивая правдоподобное объяснение внезапным физическим переменам в своем облике. И никак не находил. Я ушел из дома одним, а вернулся совершенно другим. Даже мой паспорт лгал: судя по нему, мне натикало тридцать шесть, а на самом-то деле было почти на полтора года больше.