Валерий Сальников - Гур (СИ)

И это — я? Тот, который решал системы дифуров аналитически, а не численно. Моей Анниэль до лампады, что аналитически, что эквилибристически, а вот научные коллеги (сиречь, старые хрены) лишь языками цокали в радостном удивлении. Потому что могли оценить физический смысл, содержавшийся в аналитическом решении. И теперь светоч разума, в виде меня, не смог просчитать банальную ситуацию? Как же подобное могло произойти со мной? С дурилом.

Что такое? Шо такэ? Вот из ит? Вас ис дас? Кес ке се? Ара эс инч бана?

Что-то случилось с княгиней Трубецкой или с домом Облонских, если я так туплю.

Помню, как доктор наук Цфасман, научный руководитель, говорил мне, лукаво поблескивая глазами:

— Ся моделька хиловата, коли данных маловато.

Действительно. Маловато. Я интуитивно определил взаимный поцелуй дам, типа, однополый оральный контакт, как базовый элемент модели, а ведь сам, приезжая на Кавказ, целуюсь с родней, и что? Значит несущественный элемент, не базовый. Так что аннулирую предположение о бордово-розовых отношениях жен Гура, хотя предпочел бы, чтобы женщины не целовали друг друга, особенно на публике. Лучше бы накапливали запас эстрогена для опытов с мужеским родом, а не тратили попусту. Хотя, кто я такой, чтобы навязывать свои предпочтения другим? Дурило и есть.

Теперь почти все понимаю, о чем говорят мои спутники. Узнал, что Гур высвободил откуда-то детей львицы и теперь они стали общими детьми всей их семьи. А Анниэль ему помогала в спасении детей. Горжусь моей девушкой! И еще понравилось, что Гур взял в жены женщину с детьми. Очень достойно.

Анниэль рассказала, что она ученый, маг земли. Она, фактически, является моим коллегой, она — маг-экспериментатор, а я физик-экспериментатор, разница небольшая. Раньше голубка действовала против организации, к которой принадлежит Гур, но он ее перевербовал и теперь она на его стороне.

Мой статус, оказывается, следующий. Я — ценный цивилизационный артефакт и Гур поручил Анниэль изучать меня. Когда услышал это, то долго смеялся. Спросил, входила ли плотская любовь в исследовательский набор. Анниэль стала пунцовой и отводя глаза в сторону, протянула, что этот «инструмент» не планировался. Румянец прошел, она стала лукаво поглядывать, слегка улыбаясь. Сказала, что просто внезапно поняла, как я хорошо проявился в изучении языка и меня нужно было срочно наградить, но прежняя земляника кончилась, а новой набрать не успела. Юмор у нее забавный.

Я погладил ей грудь, пытался залезть под тужурку, но получил по рукам и узнал, что в рабочее время неприлично приставать к исследователю. Однако научная особа намекнула, что рабочее время когда-нибудь закончится. Я согласился. Добавил, что когда оно истечет, то буду раздевать и целовать одного исследователя, изучая, в свою очередь, все элементы, из которых состоят местные экземпляры. Анниэль опять покраснела и пытаясь выглядеть грозно, достала прутик. Я выхватил его и хлестанул себя по спине. Красавица рассмеялась серебристым колокольчиком.

Тут же, будто в ответ на смех Анниэль, мы услышали радостные возгласы и вышли из-за нашей палатки, где проводили НИР. Смех и голоса слышались в резиденции Гура. Подошли, заглянули. Совершенно обнаженная Уайда, если не считать какую-то деревяшку на шее, сидела по центру палатки и держала на коленях двух бутузиков, что-то невнятно лепечущих. Симпатичные детишки, беленькие редкие волосики, смуглая кожа. Все в мать. Майта любовно поглаживала младенцев. Гур полулежал неподалеку и с удовольствием наблюдал возню. А грудь у нее первоклассная. Впрочем, не разевай роток на чужой кусок. Да если и разинешь, то Уайда может быстро закрыть его. Вспомнил, как одногруппник Санье, когда восхищался грудью увиденной девушки, то шептал, ах, да, и мне б такую. И очерчивал желанные контуры у своих тощих ребер. Мы рыдали от смеха.

Анниэль отвлекла от созерцания посторонних титек и сказала, что мы с ней должны сплести колыбельки из прутьев, намокающих в корыте. Я согласился, интересная топологическая задача. Покрутив ее в голове, предложил сплести не две колыбельки, а одну корзинку побольше, чтобы разместить в ней обоих детей. Анниэль обмыслила мое рацпредложение, выдвинула встречное. Колыбелек все же две, но с общей стенкой, одной ручкой и выемкой под переднюю луку седла. Изобразил работу разума, потом действительно задумался и признал этот вариант оптимальным. Огреб большую охапку гладких и гибких прутьев и мы отправились к лежащим седлам заниматься ОКР.

С Анниэль я могу и этим, но и тем тоже.

Гур. Землетрясение

Фильм должен начинаться с землетрясения, а потом напряжение должно нарастать.

Хичкок

Бедствие представляет нас в самых лучших и самых дурных свойствах.

Исиант

Впереди двигались жены. Иногда передавали друг другу корзину с детьми, осторожно ставили на луку седла и крепили ремешком.

Утром, перед завтраком, я внимательно осмотрел произведение искусства, которым оказалась корзинка для близнецов. Анниэль объяснила, что они с Жекой плели корзину, не как обычно, сплетая донышко, а затем стенки, а наоборот, вначале сплели обруч верха, затем стенки, а уж потом — донышко. Его плели, прижав корзинку к седлу и повторяя его форму. Уплотняли плетение, простукивая ножнами кинжала горизонтальные, сильно изгибающиеся прутья в промежутках между вертикальными прутами основы.

Корзинка получилась просторная и глубокая. К ней прилагалась плетеная крышка, а также ремешок для переноски или крепления на седле. На двух частях донышка лежала травяная подстилка, выравнивающая их. Дети могут выглянуть из убежища, если встанут в полный рост. Колыбелька плотно влипала в седло перед всадником и надежно закреплялась ремешком. Я в который раз убедился во всесторонних талантах горных эльфов, позволяющем создавать одновременно красивые и практичные вещи. Однако, Анниэль удивила меня, заметив, что Жека показал некоторые неизвестные ей приемы плетения, решившие затруднения при формировании донышка. Когда она поинтересовалась, какой опыт у него в плетении лозы, он ответил, что никакого, плетением он никогда не занимался, а все придумал во время совместной работы. Интересно. Впрочем, ожидаемо, умный человек может изобрести то, до чего другой не сумеет догадаться.

Горы медленно отдалялись. Степная дорога пружинила дерном и не истирала подковы лошадей. Разросшаяся к середине лета трава почти скрыла дорогу, копыта и колеса не успевали ее вытаптывать. По левую сторону тракта начинались земли ордена Хранителей. Иногда нас опережали редкие конные группы, но чаще мы сами догоняли и обходили караваны, вышедшие из высокогорья ранним утром. Встречных путников пока видно не было.