Сергей Мельник - Чужие игры

— Воровайки устали, бябяка устал, вот я и решил пожалеть вас… — Монах ссыпал в котелок ворох каких-то трав, помешивая их в закипающей воде.

— Что?! — Граф опять залился краской. — Я не устал! Я, между прочим, повыносливей некоторых тут буду!

— Гордыня не красит достойного мужа. — Господин Ло покачал осуждающе головой. — Лишь в смирении и признании своего несовершенства можно обрести совершенство граней, подобных лучшей заточке мечей чингао-ши.

— О боги! — Граф запрокинул к небу руки и голову. — Убейте меня, только не заставляйте слушать весь этот бред!

Туц!

Из лестной чащи вылетела стрела, с гулким ударом покачнув Десмоса и воткнувшись ему прямо в центр груди.

— Млять! — Граф обхватил стрелу двумя руками, наблюдая, как на белоснежной ажурной рубашке расплывается пунцовое пятно крови. — Я же пошутил…

Вслед за первой стрелой в груди у графа одна за другой засело следом еще три, вибрируя оперением от мощи ударов. Вампир, пуская кровавые пузыри изо рта, завалился наземь, сползая спиной по стволу дерева и наблюдая, как из лесных зарослей на поляну выскакивают серые тени в количестве трех штук, скаля зубастые пасти и вздыбливая шерсть на загривках.

— Оборотни… — прошептал он окровавленными губами. — То-то я смотрю, дерьмо свежее…

Темная пелена накрыла его, смежив усталые веки и отправляя в вечную темноту и покой.

Он был высок, худощав, а его волосы и глаза были выбелены серым пепельным цветом безразличия. Сложно, в действительности сложно было сказать, сколько этому человеку лет. С одной стороны, взглянув на него, можно было сказать, что это великовозрастный старец, но с другого ракурса складывалось впечатление, что перед вами просто сильно уставший юноша.

Крик боли и ужаса метался в замкнутых стенах подземелья, не находя выхода наружу, разбиваясь на осколки о тьму и сырой камень. Приглушенный свет голубого холодного огня пульсировал силой, замкнутый в рамки пентаграмм и узоров магической символики, и если бы не чадящие смрадным зловонием треноги жертвенных чаш, на которых в пунцовом огне пылали бьющиеся в бешеном ритме сердца, вряд ли удалось бы рассмотреть седоволосого. Он задумчиво вертел в руках кривую бритву жертвенного ножа, с отчуждением посматривая в сторону распластанной на каменной плите женщины, чей живот тяготел бременем ребенка, а лицо искажала гримаса муки, именно ей принадлежали боль и отчаянье, что давящим звоном наполняли мрачный застенок.

— Интересно. — Седоволосый мужчина, словно паук, пробежался пальцами по нитям пульсирующего плетения, дополняя картину узора какими-то элементами дополнительных команд. — Весьма.

Голос, как и мимика, соответствовал общему впечатлению совершенного безразличия, лишь нож в его руках да крики роженицы были реальностью, все остальное казалось иллюзией, странной сюрреалистичной картинкой на холсте безумного художника.

Мощный всплеск пламени превратил пульсирующие сердца в прах, пламя жаровен погасло, и лишь холодная синева пентаграммы по-прежнему выхватывала из мрака лицо говорившего.

— Интересно. — Легкая тень полуулыбки коснулась уст мужчины. — Весьма.

«Я убью тебя, Пепельный!»

Казалось, сама тьма исторгла мощный рык, клубами бархата вспенившись вокруг седоволосого.

— Интересно. — Нож в руках мужчины резким росчерком тусклой молнии пролетел над женщиной, вскрывая ее живот и тяжелыми шлепками муки роняя на пол сгустки черной в темноте крови.

«Как посмел ты, смертный, призвать меня?!»

Тьма вновь огласила рыком зал, резко сгущаясь непроглядностью вокруг людей.

— Интересно, — произнес мужчина, пожав плечами и откладывая в сторону нож, дабы своими руками ухватиться за края разреза.

Женщина больше не кричала, ее голова бессильно упала набок, а остекленевшие незакрытые глаза навечно застыли в гримасе ужаса и боли.

— Интересно. — Мужчина медленно, словно преодолевая сопротивление, раздвинул плоть, вглядываясь с прищуром в дитя тьмы, что словно змей шипело, ворочаясь в открытом и окровавленном чреве мертвой роженицы.

«Ты пожалеешь, Пепельный!»

Маленький сморщенный уродец извивался во внутренностях умершей, суча недоразвитыми скрюченными ручками и ножками. Его маленький перекошенный рот представлял собой ужасный оскал маленьких белесых зубок, а покрытые желтой пленкой глаза вылезали из орбит, наполняясь кровью от лопавшихся от напряжения сосудов.

«Не смей, Пепельный, не смей трогать меня!»

— Хм. — Мужчина поджал губы, с каким-то презрением разглядывая извивающегося монстра. — Весьма…

Не вслушиваясь в угрозы и проклятия тьмы, седоволосый мужчина тяжелыми, покрытыми рунами щипцами вырвал плод из его жилища, особо не церемонясь и действуя выверенно точно, словно и не живой, а механическая кукла. У него был план, и он действовал согласно намеченной цели, после ряда манипуляций с вязью силовых линий таинственных заклинаний маленькое порождение кошмара было помещено в дутый стеклянный цилиндр с алхимическим раствором, где оба края были закрыты серебряными пробками, увитыми вязью сложно построенных магических схем и фигур.

— Ты будешь подчиняться мне, Шаграх! — Мужчина усмехнулся сквозь стекло колбы уродцу, что с гневом разглядывал его и сучил ручками в поисках выхода в своем новом жилище.

«Ты не смеешь, смертный, указывать мне!»

Ярилась тьма, корчась в такт едва открываемому ротику маленького плода тьмы.

Седоволосый лишь усмехнулся угрозам, отворачиваясь от своего пленника и проходя в другую часть комнаты, где были приготовлены вода и полотенца для него. Дело сделано, он не сомневался, что все выполнено безупречно, ибо это не только его работа, это еще и его жизнь, а также смерть и даже что-то другое, за гранью этих двух крайностей.

Что-то другое…

Мужчина ополоснул руки и, комкая полотенце, неспешным шагом вновь подошел к запечатанной колбе со своим пленником.

— Урок первый, Шаграх. — Он слегка коснулся пальцем одного из символов вытисненного на тяжелом серебре колбы, наблюдая, как маленького уродца внутри согнуло в агонии боли.

«Уничтожу!»

Тьма клокотала гневом, яростью и… болью.

— Урок второй, Шаграх. — Еще одно нажатие на другой символ, и рев бешенства и отчаяния превратился в стон. — Здесь, мой дорогой, находится тридцать два урока для тебя, хочешь, еще парочку задействую?

«Хватит!»

Мерзкий плод, корчась, бился о стены своего узилища.

— Точно? — Седоволосый откинул прочь полотенце, скрестив на груди руки и слегка склонив голову.

«Хватит!»

— Интересно. — Мужчина последовательно задействовал дополнительно еще ряд рун, с улыбкой вслушиваясь в крики истязаемого уродца. — Надо говорить: «Хватит, мой хозяин», Шаграх.