Вячеслав Коротин - «Флоту – побеждать!»

Бронепалубный крейсер более чем в четыре тысячи тонн водоизмещения способен «впитать» в себя довольно большое количество вражеских снарядов и остаться при этом достаточно боеспособным – пробоины можно заделать, хотя бы частично, пожары потушить, кое-какие повреждения исправить… Но это сильно зависит от того, в какой промежуток времени все перечисленное происходит. Если попадания следуют одно за другим, то черта с два будешь успевать заделывать пробоины, тушить пожары, подкреплять переборки и прочее. Тем более когда на корабле гуляет смерч смерти из пламени, взрывов и визжащих осколков.

А «Иосино» в свои последние минуты существования на поверхности воды получал в среднем по четыре шестидюймовых и столько же трехдюймовых попаданий каждую из этих минут.

Обработав «самую младшую из собачек» анфиладным огнем с кормы, отряд Рейценштейна, обходя гибнущий японский крейсер уже с левого борта, стремился в основном скорее вернуться на помощь избитой «Диане». Но раз уж путь к ней пролегал мимо тонущего, но не спускающего флага корабля противника, то по нему отметились еще несколькими сериями выстрелов, и восьмидюймовый снаряд с «Баяна» при этом пробил скос бронепалубы и разорвался прямо в снарядном погребе носового плутонга, прекратив мучения «Иосино». У крейсера оторвало нос, и он почти мгновенно пошел ко дну. Спасшихся не было.

«Диане» досталось здорово, крепко досталось. Она не разделила участь своего японского собрата только за счет большей живучести и меньшей интенсивности огня, который пришлось принять, а главное, потому, что японцы поостереглись преследовать русский крейсер, к которому уже шли на выручку товарищи по отряду. Но рассчитывать продолжать бой в составе эскадры «богиня» уже не могла. Не считая того, что боеспособными оставались только три шестидюймовых орудия и семь семидесятипятимиллиметровых, а экипаж потерял убитыми и ранеными более полусотни человек, корабль имел множество пробоин, но критической была одна – восьмидюймовый снаряд проделал в корме такую дырищу, которую не имелось возможности заделать ни снаружи, ни изнутри.

Рейценштейн, получив доклад о состоянии крейсера, приказал немедленно возвращаться в Артур или Дальний. По ситуации. Ливену пришлось подчиниться. Да он и сам понимал, что ни о каком продолжении сражения для «Дианы» не могло быть и речи, если доберутся до порта – уже удача.

Так что, несмотря на то что русский корабль остался на плаву, а японский погиб, для данного сражения произошел размен один к одному, причем размен «слона» на «ладью», ибо артурская эскадра лишилась более сильной боевой единицы.

Третий боевой отряд Объединенного флота уходил на север, уходил, чтобы под кормой русской линии пройти к своим главным силам, ибо оставаться между крейсерами артурской эскадры и их броненосцами было чревато самыми серьезными последствиями. Пострадали оставшиеся в строю «собачки» не особо сильно, но за «Кассаги» тянулся шлейф черного дыма, и он имел заметный крен на правый борт – комендоры «Дианы» все-таки успели отметиться несколькими попаданиями.

С «Баяна» полетела в Порт-Артур очередная радиограмма, чтобы навстречу покалеченной «богине» выслали миноносцы Второго отряда, и Рейценштейн взял курс вослед «собачкам». Нет-нет, не питая иллюзий догнать и навязать бой, просто было достаточно понятно, что с южных румбов опасность эскадре больше не угрожает, а вот в генеральном сражении три больших крейсера могут очень даже пригодиться…

– Не стал нас Того догонять в пределах огневого контакта, а, Степан Осипович? – с удовлетворением погладил бороду Молас.

– Ну так что же – не дурак наш противник, научили мы его, чем это чревато. Сколько там до японской линии? Семьдесят кабельтовых?

– Семьдесят-восемьдесят, если верить нашим дальномерам, ваше высокопревосходительство, – немедленно отозвался Щенснович. – Точнее не определить.

– Вот и ладненько, – удовлетворенно хмыкнул командующий и снова поднес бинокль к глазам. – Уже довольно хорошо различимы. «Микаса» головным, за ним «Асахи», «Сикисима», «Ясима», дальше крейсера… «Ниссин», «Адзума» – этого не перепутать, «Якумо» и типа «Асамы»… Опять нет «Кассуги», довольно странно…

– Может, Того отправил ее в Японское море.

– Неразумно, Михаил Павлович. Неразумно разделять ее с «Ниссином», а у Камимуры при этом забирать более быстроходные «Адзуму» и «Асаму» – здорово падают шансы поймать владивостокские крейсера при встрече, а десятидюймовое орудие итальянца очень бы пригодилось именно против нашей эскадры. Странно…

– Так, может быть, все-таки… – Начальник штаба не договорил, как будто боялся спугнуть снова появившуюся надежду.

– Очень хочется надеяться, – прекрасно понял своего ближайшего помощника Макаров, – что наши миноносцы не зря ходили ставить мины к Эллиотам. Или в то, что «Енисей» мстит японцам с морского дна. В любом случае, сегодня у Того броненосных кораблей меньше, чем я ожидал при самом благоприятном для нас раскладе.

– Рейценштейн возвращается, втроем, – прервал адмиралов командир «Ретвизана». – Передают, что потоплен один вражеский крейсер, а «Диана» из-за полученных повреждений отпущена в Артур.

– Добро. Просигнальте: «Держаться на правой раковине Второго отряда броненосцев. Иметь одиннадцать узлов». А нам сейчас не до крейсеров – японцы уже прошли траверз «Ретвизана», держу пари, что скоро начнут поворачивать на пересечку курса.

– Не приму вашего пари, Степан Осипович, ибо думаю точно так же, – отозвался Молас.

– И это правильно. Поднять сигнал эскадре: «Быть готовыми дать четырнадцать узлов».

– Эссен обещал пятнадцать.

На самом деле, после ремонта «Севастополя» его командир и главный механик действительно божились, что броненосец выжмет все пятнадцать, что, кстати, являлось строжайшей тайной – по всем официальным документам, проходившим через штаб командующего флотом, корабль мог развивать максимум двенадцать узлов. И адмирал Того наверняка имел соответствующую информацию.

– Михаил Павлович, как ни жаль с вами расставаться, – с улыбкой посмотрел на своего первого заместителя Степан, – но я попрошу вас спуститься в центральный пост. Сейчас начнется. А класть все яйца в одну корзину не стоит.

– Понимаю. Но настоятельно прошу вашего разрешения остаться – там же не видно ничего, я с ума сойду от волнения и всяких дурацких домыслов.

– А если какой-нибудь шальной снаряд…

– Господь не без милости, да и смотровые щели теперь заужены до последнего предела. Разрешите остаться в рубке! – Молас смотрел на командующего так, что Степану не оставалось ничего другого, как уважить просьбу своего ближайшего помощника, иначе начальник штаба мог просто смертельно обидеться на Макарова.