Геннадий Марченко - Обратно в СССР

Глазами я невольно искал генсека, но тот пока не появлялся. Остальных членов политбюро, ежели таковые здесь присутствовали, я в лицо не знал, несмотря на то что их физиономии периодически мелькали в прочитываемых мной газетах.

Я вспомнил свою Валю. На каком она уже месяце? На шестом или седьмом? Скучает, поди, без меня, уехал и развлекаюсь тут… Ну ничего, вот покажут меня по телевизору – порадуется за меня. Тем более что ведущая объявляла каждую песню и авторов текста и музыки. А поскольку Валентина уже взяла мою фамилию, и как к Колесниковой к ней обращались больше по привычке, то приятно было услышать: «А сейчас прозвучит песня «Позови меня с собой» на стихи Валентины Губернской и музыку Сергея Губернского». Это пока никто, кроме тех, кто в теме, не знал, что я стою на сцене, да ещё исполняю свою песню. Ну хорошо, хорошо, песню группы «Белый орёл». Но кто же это здесь знает? А потому присваиваю себе чужие лавры.

Выяснилось, что Кола Бельды, Кобзон и усатый из «Песняров», фамилию которого я начисто забыл, тоже слонялись между гостей. Причем Бельды так и щеголял в своей шубейке из какого-то пушного зверя. Он её никогда, что ли, не снимает?

Вдруг в зале возникло некое оживление, двери открылись, вошли двое крепких мужчин с цепкими взглядами и оттопыривавшимися под мышками пиджаками, а следом появился Леонид Ильич с пока ещё единственной звездой Героя. Он продолжал беседу с тем же пожилым товарищем, с которым общался и в ложе. Кто-то захлопал в ладоши, остальные подхватили, нам ничего другого не оставалось, как тоже присоединиться к аплодисментам.

– А вы чего мне хлопаете? – подтянул вверх брови Брежнев в наигранном недоумении. – Вот им хлопать надо, тем, кто наших детей учит не только грамоте, но и жизни.

Сказал он это в адрес учителей, без которых банкет, само собой, не обошёлся. Несколько дам при этом покраснели и смутились.

– Давайте выпьем за педагогов! – Леонид Ильич поднял бокал с шампанским, остальные поддержали, после чего шустрые официанты заменили опустевшие бокалы наполненными. Кстати, говорил Ильич вполне разборчиво, не было ещё никаких «сисек-масисек».

Напряжение понемногу спало, присутствующие принялись выпивать и закусывать. Мы тоже не отставали, хотя Алла чувствовала себя как на иголках, что было заметно. И я её понимал, ведь далеко не факт, что генсеку приспичит пообщаться с ней. А семья – дело святое.

В итоге ей всё-таки пришлось беседовать с Леонидом Ильичом. Правда, сначала тот минут пять уделил Кобзону, явно о чём-то просившему партийного лидера, затем кинул какую-то шутку зардевшейся Ангелине Вовк, и только после этого его взгляд упал на Пугачёву.

– Мне понравилось ваше выступление, – причмокнув, заявил он. – Особенно «Посидим-поокаем», душевно. И остальные песни неплохие.

– Спасибо, Леонид Ильич, – хором выпалили Слободкин и Пугачёва.

– Давайте сочиняйте еще, – напутствовал нас Брежнев, пожал нам с Павлом руки, чмокнул Пугачёву в губы и отправился дальше.

– Фух ты, теперь неделю руку мыть не буду, – вполголоса то ли пошутил, то ли всерьёз сказал Слободкин.

А мне почему-то, наоборот, захотелось побыстрее протереть ладонь салфеткой. Представил, как я реагировал бы, реши генсек меня поцеловать, как и Аллу, в губы… Да уж, а ведь никуда не денешься, ещё и улыбаться будешь.

Приблизительно через час наконец стали закругляться. На прощание нам было велено влиться в дружные ряды собравшихся и принять участие в фотографировании с Брежневым. По иронии судьбы я оказался от Леонида Ильича через одного человека, между нами вклинилась какая-то немолодая тётка с медалькой «Заслуженный учитель школы РСФСР». Тут я как раз вспомнил просьбу Чистякова сфотаться с генсеком. Ну вот, Иван Степанович, ваша просьба выполнена. Нужно будет только договориться вон с тем лысым фотографом.

Оказалось, что и договариваться не пришлось. Нам сказали, что фото вышлют на адреса, указанные в наших паспортных данных как место прописки. Ну и здорово, не нужно дёргаться лишний раз. А вот насчёт фотографии с Высоцким хорошо бы всё-таки подсуетиться. Кстати, завтра почти целый день делать нечего, прямо с утра наберу номер этого Вержбовского, может, он уже проявил негативы и готов продать фотографию?

Своими планами я поделился со Слободкиным, когда мы втроём уселись в его «Волгу», и Павел одобрительно кивнул:

– Правильно, нечего затягивать. А то мало ли, потеряет негативы, и когда ещё представится возможность запечатлеть себя с Владимиром Семёновичем… Аллочка, тебя домой? Поехали.

Не ожидал я, что повесть «Забытые герои» удастся написать так же быстро, как и «Крепость на Суре». В первой книге вспомогательных материалов было больше, тут же пришлось прежде всего полагаться на фантазию. Но, что называется, пошло, и за неделю до нового, 1976 года я держал в руках рукопись повести на 130 машинописных листах.

– Зина, это тебе! С наступающим! – вручил я Зинаиде большую коробку шоколадных конфет, дождался восхищенного вздоха и откланялся, пообещав после праздников заявиться с очередным опусом, достойным как минимум Нобелевской премии по литературе.

На душе, несмотря на падавший с неба снег, пели соловьи и цвела весна. Да и снегу в этот отнюдь не морозный зимний вечер я был по-настоящему рад, захотелось даже с разбегу плюхнуться в пышный сугроб по примеру веселящейся ребятни.

Я не торопясь поднимался по улице Кирова, перебирая в памяти события последних месяцев. Как волновался, когда Вале в конце ноября пришлось лечь на сохранение! К счастью, всё обошлось, и сейчас моя супруга, отправившаяся в декретный отпуск, гордо фланировала по коммуналке со своим округлившимся животом. Как в очередной раз мотался в Москву, теперь уже целенаправленно на встречу с Тарковским. Я едва не опоздал на обратный поезд, так мы с Андреем Арсеньевичем увлеклись обсуждением будущего сценария фильма. Он запланировал сделать проект международным, взять на роли американцев настоящих янки. Например, молодого актёра Джека Николсона, моментально ставшего звездой после премьерного показа в конце ноября на Чикагском кинофестивале фильма «Пролетая над гнездом кукушки». А на главную роль хотел пригласить Олега Янковского. Помня, что рано или поздно режиссёр всё равно снимет Янковского, я только пожал плечами, мол, ничего не имею против этой кандидатуры. Договорились, что к февралю я напишу сценарий, а он к тому времени начнёт договариваться с киношным начальством. Эх, хорошо бы выгорело!.. Я про себя прикинул, что Тарковский снимет, скорее всего, двухсерийную ленту. Памятуя его уже снятый «Солярис» и только задумывавшийся «Сталкер», наполненные философским подтекстом и с минимумом действия, я решил во что бы то ни стало уговорить Андрея Арсеньевича добавить в картину экшена. И уже в ходе нашей первой деловой встречи намекнул, что сюжет в книге растянут, а потому сценарий должен быть более ёмким.