Михаил Ланцов - Из будущего – в бой. Никто, кроме нас!

– А почему я?

– Совершенно случайный выбор. Считайте, что вам просто повезло. Или не повезло. Это как посмотреть. Не напрягайтесь вы так. Нет тут никакого подвоха. Если вы согласитесь, то будете вынуждены следующую массу лет работать как проклятый. Не всем людям это по душе. Почти все население этой сборки вариантов, как, впрочем, и других, вне зависимости от эпохи, хочет получать по потребностям, а отдавать взамен по возможностям. Правда, потребности у них всегда несоизмеримо больше возможностей.

– То есть меня выбрали не случайно?

– Эм…

– Не ломайтесь, говорите как есть. Вы же пытаетесь меня заинтриговать, противопоставляя остальным.

– Верно. – Незнакомец улыбнулся. – Мы вас выбрали не случайно. Вы нам подходите по характеру и знаниям.

– А если я откажусь?

– Вы просто забудете наш разговор, немного продремлете на этой лавочке, размышляя о бренности бытия, после чего проснетесь и пойдете домой. А мы выберем другого участника.

– Какими будут правила игры?

– Никакими. Вы просто продолжите жить в новом мире и в новом теле с выбранного вами временного отрезка. Как умрете, так игра и закончится.

– Я смогу взять с собой что-нибудь из этого мира и времени?

– Только свое сознание и свою память. Все, что вы знаете и помните на данный момент, останется с вами.

– Вы садист.

– В самом деле?

– Вы ведь понимаете, что неподготовленный человек, попадая в иной пространственно-временной континуум, погибает с вероятностью 99 %. Причем одна из самых важных причин этой неприятности – отсутствие социальной и культурной интегрированности в общество. То есть человек вдруг становится чужим. Это нечестный эксперимент, я тупо сдохну, причем быстро. А при самом лучшем раскладе буду изолирован в какой-нибудь психбольнице.

– А что вы хотите? – незнакомец лукаво улыбался. – Почувствовать себя земным воплощением бога?

– Было бы неплохо. – Александр улыбнулся. – Но, как я понимаю, вы мне предлагаете не это.

– Совершенно верно.

– Но вы, как разумный че… эм… просто разумный, а потому понимаете, что в варианте «как есть» мне это не интересно. Меня, конечно, тут ничего не держит, кроме горестных воспоминаний, но я же не сумасшедший и голову в петлю совать не намерен.

– Хорошо. Ваше замечание резонно. Давайте поторгуемся. Что бы вы хотели получить?

– Мое желание зависит от ваших возможностей.

– О! У вас отменный аппетит.

– Я могу подумать и все взвесить?

– Конечно. Взвешивайте. Вам хватит пяти минут?

– Вы серьезно?

– Абсолютно. – Незнакомец посмотрел прямо в глаза Александру, и у того по телу пошла волна легких покалываний. – Или вы сомневаетесь?

– Хорошо. – Александр выдержал паузу. Потянул немного подбородок вперед, как штабс-капитан Овечкин из кинофильма «Корона Российской империи». – Мне нужны две вещи. Первое – память реципиента. Причем так, будто это мой личный опыт, но без замещения того, что есть на данный момент. Это возможно?

– Вполне.

– Второе. Не знаю, по каким критериям вы меня выбирали, но, делая вывод из своих прошедших авантюр, я считаю, что мне остро не хватало интуиции и харизмы.

– Харизмы? Интуиции? – незнакомец улыбнулся.

– Да. Но, как и в первом случае, она не должна повредить моему образу, характеру, мыслям и памяти.

– Это все?

– Да.

– Ну что же. Память реципиента я вам сохраню в полном объеме, ваше замечание полностью резонно. Она станет будто бы продолжением вашей. Причем всю, то есть и факты, и эмоции, и движения, и привычки. А вот со второй просьбой, не обессудьте, ничего не выйдет. Это нарушение условий эксперимента, так как вы были выбраны не из-за того, что обладаете или будете обладать божественной интуицией и харизмой. С тем же успехом мы смогли бы провести эксперимент на каком-нибудь герое в духе древнегреческой традиции. Вы же должны остаться человеком. Пусть уникальным, но человеком. Так что по второй просьбе ответ – нет. Вы, как я понимаю, согласны. Хотите еще что-нибудь попросить?

Александр задумался, но спустя минуту повернулся к незнакомцу, встретился взглядом с его жутковатыми глазами и твердо ответил:

– Нет. Меня устраивают условия.

– Хорошо. Назовите человека и время.

– Александр Александрович Романов, второй сын императора Александра Николаевича, 2 марта 1855 года.

– Отлично. Прощайте. – С этими словами незнакомец встал и не спеша пошел в сторону машины. С каждым его шагом Александра смаривало все сильнее, а картинка становилась все более размытой, пока он, спустя всего несколько секунд потеряв из вида собеседника, не провалился в теплую и уютную теплоту забытья.

Тишина и покой, окружающие Александра, казалось, длились вечность. Но вдруг легкая струйка холодного воздуха скользнула по плечу, вызывая желание поежиться, потом еще одна, и уже спустя какие-то мгновения довольно мерзкая прохлада полностью покрывала тело, отзываясь в коже гаденьким покалыванием. А откуда-то издали доносились голоса, искаженные настолько, что сливались в нечленораздельное мычание. Потихоньку возвращалось ощущение собственного тела, которое выглядело так, будто бы его совершенно все отлежали, а буквально каждая мышца была под завязку наполнена легкими покалываниями и болью, расходящейся по телу теплыми живительными волнами. Вместе с тем с каждым мгновением повышалась четкость звуков, которые окружали его, да и вообще – всех ощущений. Теперь он уже различал сдавленный плач нескольких женщин и какие-то иные голоса, ведущие смешанную беседу, лишенную, по сути, всякого смысла. Александр чуть приоткрыл глаза и увидел небольшую толпу людей с очень перепуганными и серьезными лицами в разномастных одеждах, как гражданского, так и религиозного толка. Часть из них ему была смутно знакома. В небольшом отдалении рыдали три женщины, причем две явно фальшивили, больше выделываясь, так как явно присматривали за тем, чтобы их подопечная не упала или как еще себе не навредила, нежели переживая с ней какую-то утрату или муку. Приглядевшись, он опознал в той, что натурально страдает, свою маму… Эта мысль так резанула по сознанию, что ему стало не по себе, до жути, до странного тянущего чувства в груди. Он ведь не помнил свою мать совершенно, а тут точно и ясно осознавал факт того, что вон та смутно знакомая женщина – его биологическая мать, которая его любит.

Потихоньку он стал осматриваться, одними лишь чуть приоткрытыми глазами. Сквозь окна из толстого и довольно мутного стекла нестройными лучами пробивался слабенький свет с улицы, а потому в помещении был густой полумрак, волнуемый лишь немногочисленными свечами в массивных подсвечниках с энергично пляшущими огоньками. Довольно быстро положение пассивного наблюдателя Александру надоело, потому он полностью открыл глаза и стал осматриваться не таясь. Прошло несколько минут. Все сосредоточенно занимались своими делами, не обращая никакого внимания на внимательно их рассматривающее тело подростка. Постель была очень мягкой, теплой и уютной. А потому Саша решил не отвлекать этих людей от безусловно важного и нужного дела и, повернувшись на бок, пригрелся и задремал. Через какое-то время он услышал легкий, испуганный вскрик, после которого в комнате наступила блаженная тишина. Шевелиться не хотелось, но где-то на краю сознания проскакивала мысль, что все присутствующие внимательно наблюдают за ним. Поэтому, чуть поборовшись со слабостью и дремотой, снова повернулся на спину, потянулся, сладко зевнув, и сказал: «Доброе утро», потирая кулачками глаза.