Альберт Максимов - Попаданец Сашка

– Я не раб, – ответил чуть слышно Сашка. Воин либо не расслышал Сашкиных слов, либо не обратил на них внимания.

– Ну а ты, – воин обратился к Овику, – хочешь пить?

Овик ненавидящим взглядом посмотрел на воина и покачал головой.

– Ты тоже привыкай. Теперь остаток дней проведешь рабом.

Овик плюнул воину под ноги, тот зло ощерился, рука потянулась к мечу, но он сдержался и громко расхохотался.

– Нет, я не буду портить товар. Когда мы тебя отвезем на рынок, я попрошу торговца продать тебя хаммийцу, и ты долго, лежа по ночам на его ложе, будешь меня вспоминать. – И снова громко рассмеялся.

Когда воин повернулся и ушел, Сашка обратился к Овику с вопросом:

– Кто такой хаммиец? – Но тут же закусил губу, он вспомнил, что Овик, наверное, его презирает за вчерашнее и не будет с ним говорить.

К его облегчению, сын охотника ответил:

– Хаммийцы живут на юге, сюда приезжают богатые торговцы, привозят всякие заморские вещи, а здесь покупают рабов. Очень любят мальчиков и девочек.

Сашка понял, про что говорил Овик. Неужели его тоже продадут этим хаммийцам?.. Сашка подумал, что нужно еще что-нибудь сказать Овику, посочувствовать, что ли, гибели его родителей, но не смог, все казалось каким-то мелочным, неправильным. Но долго размышлять ему не дали. Подошли несколько воинов и стали развязывать мальчишкам руки. Как же они затекли! Руки онемели, но не настолько, чтобы совсем их не чувствовать. Но долго разминать их пленникам не дали, снова связав, но уже спереди. Двое воинов вскочили в седла, один из оставшихся на земле воинов поочередно передал мальчишек всадникам. Сашка попал к тому воину, в сторону которого плюнул Овик. Воин схватил Сашку сзади за ремень, вдетый в джинсы, и поместил его перед собой на спине лошади, положив животом вниз. Теперь Сашка свисал лицом. Было очень неудобно. Лошадь тронулась, а вместе с ней тронулся и Сашка… в рабство.

Поездка длилась два дня, все это время он лежал на животе и смотрел лошади под ноги. Дорога была грунтовая и пустынная. Только к концу второго дня стали попадаться люди, но Сашка настолько измучился, что просто тупо смотрел на землю или впадал в забытье. Некоторое облегчение было на привалах, их с Овиком поили и даже кидали куски мяса. Сашка думал, что Овик откажется брать еду из рук убийц родителей, но тот брал и ел, хотя по-прежнему смотрел с ненавистью на врагов. На лошади холод почти не чувствовался, зато ночью Сашка замерзал. Овик, одетый тоже не лучшим образом, мерз не меньше Сашки. Ночью они старались прижаться спинами друг к другу, один бок грелся у костра, а другой застывал. Тогда мальчишки менялись позициями. Но разве так поспишь?

К вечеру второго дня всадники въехали в городские ворота, а еще четверть часа спустя заехали в какой-то двор. Переговорив с человеком – кто он? – привратник или приказчик? – мальчишек сгрузили и занесли в сарай, заперев за собой дверь. Было холодно, зато на земле было вдоволь соломы, дурно пахнущей, но разве от мальчишек не пахло лошадиным потом, дымом костра? Пленники подгребли на середину сарая побольше соломы и постарались в нее зарыться поглубже. Сон пришел быстро.

Утро они, конечно, проспали. Солнце стояло уже высоко, когда отворилась дверь сарая и вошедший человек с коротким мечом на поясе и плетью в руках приказал им выйти наружу. Несмотря на светившее солнце, было сыро и зябко – весна еще только набирала силы. Перед воротами сарая стоял высокий и грузный человек в богатой одежде. Среди стоящих за ним людей Сашка заметил двух воинов, привезших их сюда. Человек, а это, скорее всего, был работорговец, презрительно посмотрел на мальчишек и приказал надсмотрщику отвести их обратно, а сам повернулся к двум воинам.

– Они столько не стоят, – услышал Сашка слова работорговца, прежде чем за ними заперли дверь.

– Нас продадут ему? – спросил он у Овика.

– Наверное. Но он только посредник. Выставят на торги, тогда продадут окончательно.

– А когда будут торги?

– Я не знаю, я же в городе мало бывал, отец редко сюда ездил. А на рабский рынок мы даже не заезжали. Нам в лесу рабы были не нужны.

– А что делают с рабами?

– Не понял тебя.

– Ну, я хотел сказать, что с нами будет, когда нас купят?

– Смотря кто купит. Могут купить на рудники. Там долго не проживешь. Месяц, другой, может больше.

– Но мы же еще маленькие, там сила нужна.

– Так не саму руду долбить, а корзины наполнять и оттаскивать их наверх.

– А они тяжелые, эти корзины?

– Не знаю. Наверно, тяжелые. Ты попробуй накидать камней и земли в корзину. Тяжело?

– Да, – Сашка поежился. – Мне, наверное, их не поднять.

– Поднимешь. Там, говорят, еще меньше нас мальчишки работают. Поднимают, значит. У рудокопов век недолог. Несколько месяцев, и набирают новых.

– А старых куда?

– Умирают. Говорят, кровь горлом идет и раб умирает.

– А еще куда продают?

– Мест много. Могут продать мельнику или слугой в дом. Это лучше всего, если слугой. Некоторых слуг ценят, хорошо одевают. Их легко отличить по волосам. У всех рабов волосы длинные, а у этих короткие, только с выбритой полоской посередине. Такие приказчиками работают, служками у сыновей богачей. А могут продать хаммийцам. Это тоже плохо. Рабы у них на полях работают. Солнце жаркое-жаркое, и работа с рассвета до заката. Можно попасть и в дом к хаммийцу. Это хуже всего.

– Почему?

– Обрежут тебе снизу все лишнее.

– Как… зачем…

– А чтобы ты на их жен не заглядывал.

За разговорами прошло какое-то время, двери сарая распахнулись, и мальчишек снова выгнали во двор. Тех двух воинов уже не было, зато появился раб-старик, державший в руках две лепешки и две глубокие миски с водой.

Надсмотрщик развязал мальчишкам руки. Веревки за два дня стерли запястья до крови.

– Ты, с короткими волосами, подойди ко мне, – обратился работорговец к Овику. – Раб, встань на колени и поцелуй ногу своему господину.

Овик дернул головой и остался на месте. Работорговец усмехнулся. Затем кивнул головой надсмотрщику, который толкнул Овика в спину, свистнула плеть, Овик закричал.

– Сильнее, – приказал работорговец. Сашка оцепенел. Звонкий свист плети, крики Овика, затем все прекратилось. Овик лежал на земле, рубашка на спине превратилась в лоскутья, через которые проступала кровь.

Работорговец кивнул старику, тот подошел и вылил половину чашки с водой на голову Овика, тот зашевелился, поднял голову.

– Теперь давай целуй, – приказал работорговец.

Овик только покачал головой.

– В сарай его.

Надсмотрщик схватил Овика за ворот рубашки, раздался ее треск, но ткань все-таки выдержала. Овика оттащили в сарай.

– Теперь ты, – внимание работорговца переключилось на Сашку. – Ты из рабов, ломать тебя не придется.