Фриц Бремер - Туманность Андромеды

Белый путник обратился к капитану и приятным низким голосом спросил его на чистом испанском, не поможет ли тот доставить раненого в его жилище, расположенное неподалеку. Согласие последовало незамедлительно.

Итак, они снова тронулись в путь, с обеих сторон поддерживая в седле обессиленного беднягу-повстанца.

Теперь капитан мог не торопясь разглядеть доброго самаритянина, поскольку тот все время заботливо оборачивался к раненому, чтобы проверить его состояние. Вероятнее всего, это был выходец из Скандинавии, о чем свидетельствовало его узкое безбородое лицо с четко прорисованными чертами. Волевой подбородок и нос, крупные здоровые зубы – в этом лице все было на редкость соразмерно. Когда же он снял свой пробковый шлем, обнаружилось, что его густые светлые волосы уже сильно поседели.

Но самым замечательным в его лице были большие и бездонные голубые глаза, которые с почти пугающим вниманием оглядывали все вокруг.

Возраст незнакомца определить было затруднительно. С равной вероятностью это мог быть рано поседевший тридцатилетний мужчина или моложавый человек лет пятидесяти. Капитан попытался вызвать его на разговор, но все его старания словно уходили в песок. Великан отвечал весьма учтиво, но настолько односложно, что продолжать было бесполезно.

Утомительный путь, ведший вдоль реки, длился не более получаса.

В одном месте река образовала тихий разлив, со всех сторон окруженный лесом. Посреди водной глади возвышался каменистый островок, на высоком берегу которого стоял, наполовину выступая из скалы, небольшой каменный дом.

От карниза к двум столбам, обрамляющим вход, было натянуто парусиновое полотнище, прикрывавшее от солнца дверь и единственные два окна в стене.

Под этим тентом располагались каменный стол и плетеное кресло, какие делают в тропических странах.

Недалеко от дома, от которого открывался вид на речную заводь и на водопад, образуемый рекой чуть ниже по течению, была симметрично разбита небольшая, но густая апельсиновая рощица, окруженная невысоким свежесрубленным забором. По обеим сторонам от его запертой калитки росли два высоких кипариса. От всей усадьбы вкупе с окрестностью исходил дух серьезности и даже некоторой торжественности.

Обнаженный незнакомец завел мула под тент и привязал к одному из столбов. Потом они вместе с капитаном бережно сняли с седла раненого повстанца, состояние которого внушало все больше опасений, и усадили его в плетеное кресло.

На столе стояла посуда с остатками завтрака, рядом лежала раскрытая книга.

Хозяин этого небольшого имения безмолвным жестом пригласил гостя сесть, указав на вынесенный из дома стул. Затем он снова удалился на несколько минут. Воспользовавшись его отсутствием, капитан придвинул к себе лежавшую на столе книгу, и каково же было его удивление, когда он увидел перед собой «Поэзию и правду» Гете, притом на языке оригинала!

Чуть погодя они перенесли раненого в дом, имевший единственную комнату, стены которой, к неменьшему удивлению капитана, были сплошь уставлены книжными полками.

Они уложили страдальца на большую железную кровать, москитный полог которой был предусмотрительно откинут. Хозяин дома принес воды, наполнил стакан, выжал туда несколько капель лимона, добавил сахару и протянул раненному. Тот жадно ее выпил и без сил откинулся на подушки.

Великан склонился над больным, приложил ухо к его груди, потом осторожно повернул его на бок и, послушав дыхание со спины, снова вернул на спину. Затем распрямился и, пожав плечами, тихо проговорил по-испански: «Дело идет к концу».

Капитан предложил вызвать больному врача из Пуэрто-Кабельо. В ответ великан презрительно махнул рукой: «Они там все коновалы». Когда же капитан объявил, что командует большим военным кораблем, на борту которого имеется свой врач, тот предложил еще час понаблюдать за ходом болезни: быть может, помощь врача уже не понадобится, тем более что дорога туда и обратно займет не менее пяти часов. Пока же следует обеспечить раненому, а вернее, уже умирающему человеку возможный покой. Он высказал все это столь уверенным тоном, словно оказывать помощь в подобных случаях было для него привычным делом.

Они вышли на двор, чтобы переждать за каменным столом условленный час.

Хозяин на минуту удалился в дом и вернулся в белом костюме, неся вино, белый хлеб и фрукты. Все это он дружеским жестом, хотя снова безмолвно, предложил гостю, сам же уселся рядом и устремил неподвижный взгляд вдаль.

Гость сначала не нарушал молчания, но под конец все же поддался острому искушению разузнать побольше о своем странном гостеприимце. Он подвинул к себе раскрытую книгу и произнес на языке Гете: «Редкая птица в этих горах!»

Хозяин отвечал также по-немецки: «Возможно, и так. Птица-то певчая. Здешние не поют». Капитан решил не отступать от своего намерения, но на сей раз не стал докучать хозяину вопросами, а завел речь издалека – о Гете, осторожно и тщательно выбирая слова.

Против этой темы у хозяина, как видно, не нашлось возражений, и он отвечал кратко и точно, выдавая свое прекрасное образование.

Вскоре они углубились в литературную беседу, сопровождаемую лишь шумом водопада.

Между прочим капитан выразил удивление большим количеством книг, находящихся в доме. Хозяин отвечал, что в большинстве своем эти книги посвящены естественным наукам и астрономии. Вообще говоря, он еще на родине изучал медицину и даже выдержал государственный экзамен, однако врачом работал совсем недолго. Из дальнейшего разговора выяснилось, что он учился также естественным наукам и философии, однако об остальных обстоятельствах своей жизни он не проронил ни слова.

Их разговор то и дело прерывался стонами и кашлем бедняги, невольно ставшего причиной этого литературного собеседования. Хозяин несколько раз вставал из-за стола, чтобы подойти к больному, и выразил сожаление, что не имеет морфия для облегчения страдальцу предсмертных минут. Таких редких лекарств здесь не достанешь, посетовал он.

Действительно, им пришлось ждать совсем немного, пока мучения несчастного навсегда прекратились. Оба они стали свидетелями его последних мгновений, и, закрывая ему глаза, хозяин произнес несколько строгих и сочувственных слов о бедном заблудшем малом, отдавшем свою молодую жизнь за призрак новой свободы, которая есть не что иное, как новое рабство под гнетом разного рода телесных и душевных тиранов, которых человек в муку самому себе не устает создавать снова и снова.

Посовещавшись, двое решили, что капитан вернется в Пуэрто-Кабельо, сообщит о случившемся властям и попросит на следующий день забрать покойного.