Борис Батыршин - Крымская война. Попутчики

стакан градуированный, для питья – 1 шт.;

свисток сигнальный – 1 шт.;

боцманские ножи – 3 шт.;

ракеты парашютные шлюпочные – 2 шт.;

фонарь электрический герметичный – 1 шт.;

запасные батареи к фонарю – 4 шт.;

аптечка первой помощи – 1 компл.;

консервированная питьевая вода – 45 шт.;

аварийные продуктовые пайки – 10 компл.;

набор для ловли морской рыбы – 1 компл.;

набор материалов для ремонта плота – 1 компл.

Особенно порадовали упаковки с питьевой водой – солидные консервные банки, никакой алюминиевой фольги, синие буквы на тусклой жести: «Вода питьевая консервированная». И год выпуска, выдавленный на донце: 1997. Ладно, будем надеяться, срока годности она не имеет. Интересно, откуда такая древность? Вроде бы сейчас питьевая вода для аварийных комплектов пакуется в пластиковые мешочки по сто миллилитров… Может, боцман, хозяин катерка, трепетно относится к раритетам советской эпохи?

Опорожненная банка отправилась за борт. Я защелкнул в шлюпочный нож свайку – слегка изогнутый заостренный стержень, которым так удобно дырявить банку, – и задумался. Есть вроде не хочется, да и не до еды сейчас. И уж тем более не до рыбной ловли, хотя необходимый инвентарь присутствует. Ну, потребности организма в калориях будем удовлетворять потом, а пока припрячем в карман аптечку, так оно надежнее. И пора подумать, наконец, о связи. Рацию можно достать, – дождаться, когда волнение немного утихнет, и откупорить баул. А пока – пожалуйста, о нас позаботились: «Ракета сигнала бедствия, парашютная судовая». Так, пункт первый: «Отвернуть колпачок и осторожно извлечь шнур с кольцом…»

Ракета повисла высоко над головой и медленно опускалась, разбрасывая вокруг себя искры красного химического огня. Жаль, их всего две; зато видно издалека. Еще в наличии несколько сигнальных патронов, каждый с «дневной» и «ночной» начинкой, то есть с дымовой шашкой и ярким красным факелом. Так что, как говорится: «Больше оптимизма, худшее впереди!»

Час после переноса, гидрокрейсер «Алмаз», лейтенант Реймонд фон Эссен

Реймонд фон Эссен стоял у леера и наблюдал, как отрывается от воды 32-й. Аппарат повис на временном выстреле, закрепленном на фок-мачте; свободное пространство между грот- и бизань-мачтой и корму занимали алмазовские машины. А ведь предстоит еще разместить его собственную «М-5». Вон она качается на волнах в десятке саженей от борта, с угрюмым Кобылиным на крыле. Наблюдатель недовольно косится на Эссена – он, под предлогом рапорта об аварии Корниловича, малодушно сбежал, увильнув от такелажных работ.

Доклада не получилось. Командиру авиаматки было не до того: внезапный штормовой шквал, накрывший корабли – тот, что швырнул в воду Корниловича и чуть не угробил самого Эссена, – жестко прошелся по «Алмазу». Чудовищные порывы ветра положили гидрокрейсер на борт; один из аппаратов сорвался с креплений и оказался бы за бортом, если бы не кинулся к нему лейтенант Качинский, командир алмазовской авиагруппы. Сейчас Викториан Романович хрипел, захлебываясь кровью, в лазарете: форштевень гидроплана проломил ему грудную клетку, и доктор, в ответ на очередное «Есть надежда?» темнел лицом и отворачивался. Недосчитались троих нижних чинов – несчастных унесло за борт, и, как ни обшаривали шлюпки поверхность, найти никого не удалось. Еще четверо, включая мичмана Солодовникова, составили компанию Качинскому в лазарете с травмами, не столь, впрочем, серьезными. Четверть команды щеголяла порезами, ушибами, ссадинами, и среди них выделялся ярко-красной физиономией баталер – беднягу обварило на камбузе кипятком.

Вихри катаклизма сорвали с ростров и унесли вельбот; два из четырех аппаратов получили повреждения. И разбираться с этим придется ему, фон Эссену: согласно приказу каперанга Зарина, он замещал лейтенанта Качинского в должности командира авиагруппы. И для начала разместить на тесной палубе еще два аппарата, и так, чтобы не мешать при случае расчетам орудий. Пожалуй, прикинул лейтенант, обломки аппарата Корниловича можно пристроить между трубами. Крылья придется снять – не беда, все равно пойдут на запчасти. У одной из алмазовских «пятерок» как раз повреждена верхняя пара плоскостей…

– Ну и как вам все эти странности? – Прапорщик Лобанов-Ростовский выколотил о ладонь трубку, раскрыл нож-тройник и принялся ковыряться в мундштуке. – Лето в феврале, и с часами черт знает что.

– Костинька прав, – добавил подошедший вслед за прапорщиком Марченко. – Только он еще не о всех странностях знает.

– А ты, значит, уже сподобился? – осведомился летнаб. – Пока одни с погрузкой возятся, Севочка тут как тут – слухи собирает.

Экипаж «тридцать второй» принимался за пикировки, как только оказывался на палубе, ничуть не стесняясь присутствием посторонних. Чины и титулы не играли при этом никакой роли, тем более что Лобанов-Ростовский, считающий род от владетельных князей с XV века, испытывал к своему пилоту, сыну казанского преподавателя географии, сильнейшее уважение. Поручик Марченко самый опытный пилот авиаотряда; в его летной книжке значится больше всего боевых вылетов и даже две победы в воздушных боях.

– С погрузкой ты один, князинька, управишься, – лениво отозвался Марченко. – Вон какой здоровенный, орудие можешь на палубу затащить без всякой лебедки, не то что гидроплан!

Прапорщик отличался завидным сложением, и это доставляло им обоим немало неудобств: тесная кабина «М-5», где сидеть приходилось бок о бок, как в авто, не рассчитана на таких богатырей. Зато Лобанов-Ростовский стрелял из «Льюиса» с рук, без упора, и отлично попадал в полотняный конус буксируемой мишени.

– …А странность такова: радиотелеграфист не может выудить из эфира ни единого сообщения. Говорит, тишина первозданная, ни единой передачи – одни помехи, будто до изобретения господина Маркони. Такие-то дела, судари мои…

– Господин лейтенант, вашбродие!

Эссен обернулся. Перед ним стоял взмыленный капитанский вестовой.

– Лейтенанта фон Эссена требуют на мостик! – отрапортовал он.

Авиатор кивнул собеседникам и заторопился к трапу.

– Ну вот и поговорили… – раздосадованно сказал Малышев. – Вы уж, Реймонд Федорович, как освободитесь, пожалте назад, обсудим, с каким соусом употреблять эти странности…

Командир «Алмаза» был озадачен. Алексей Сергеевич Зарин нервно прохаживался по мостику, и Эссен заметил, что капитану первого ранга жарко в мундире зимнего образца. Упрямо лезущее в зенит солнце припекало, а летний гардероб остался на берегу. Держать на судне – зачем? Только сукно портить в черноморской сырости.