Константин Муравьёв - Серый : Серый. Подготовка. Стальной рубеж

В терминах полностью разобраться не могу, но сознание подсунуло именно их.

– Зачем на него потратили картридж с «лингвиком»? – неизвестное понятие так и осталось в контексте.

Еще один удар по моей голове. А потом несколько ударов по телу.

«Явно пинают ногами, – констатирую я, – должно быть больно, но после того разряда, что я получил, ничего не ощущаю, тело будто отнялось или сдвинуло болевой порог до возможного максимума».

Тут в разговор вклинивается другой голос. По-моему, женский.

– Та. Та. Та.

– Дорогой, остынь. Ты же сам видел, что вел он себя, как вполне разумный. Кто же знал, что это лишь имитация или повторение. Не порти товар. Мы придумаем, что с ним сделать.

И по моей спине прошелся тот самый холод, что я до этого ощущал на шее.

Разряд. Боль. Невыносимая. Будто каждый нерв оголили и натерли какой-нибудь гремучей смесью. В этот раз разряд длился дольше.

Тело даже не смогло выгибаться. Просто тряслось в конвульсиях.

– Будет мне чем поразвлечься, – все тот же женский голос.

И еще один разряд.

– Похоже, у него разрыв сухожилий и связок, – прокомментировал грубый голос, – даже трястись и рычать не может. Ты смотри, не убей его. Я, кажется, знаю, для чего он сгодится.

Новый пинок по голове. Но это так. Кто-то лишь погладил меня, по сравнению с прошлой болью.

– А вы, придурки, показывайте остальных, и если в этот раз ошибетесь, то сами займете их место.

Новый удар.

В ответ раздался другой голос, писклявый и противный, даже и не определишь, кто это говорит, так бы звучал голос крысы, если бы она умела разговаривать:

– Писк. Писк. Писк.

– Босс, но вы же сами видели, что на него сканер тоже сработал.

Грубый голос.

– Ну не идиоты? – будто спрашивая у кого-то, обратился этот неизвестный в пустоту. – Сканер сработал не на него, а на ту девку, что он притащил откуда-то. Ее и нужно было брать.

Писклявый:

– Простите, босс. Не подумали. Но другие – это вполне нормальные хуманы. Пять женщин и двадцать мужчин. Выбирали тех, на ком срабатывал сканер. И после этого, – новый пинок по моему телу, – всех остальных проверяли повторно. У всех индекс интеллекта выше ста двадцати. Получатся прекрасные искины или навигационные вариаторы. Кого-то из них потом дополнительно можно заморозить и использовать для трансплантации органов. Это на случай ранений членов команды. Один раб вообще с задатками эмпата.

– Интересно, – протянул босс.

– Да. Я тоже так подумал, – поддакнул писклявый, – поэтому его сразу посадили отдельно ото всех. Он самый перспективный. Думаю, атаранцы его выкупят из рабства с удовольствием, особенно если мы его немного разгоним.

И писклявый противно захихикал.

– Правда, им об этом знать совершенно не обязательно.

– Соображаешь, Крыс, – и легкое похлопывание – видимо, босс поощрил своего подхалима.

«А кличка-то ему подходит», – между тем отстраненно подумал я.

Дальше опять вмешалась эта женщина с наклонностями палача и садиста:

– Дорогой, подумай о том, что нам важнее агарцы. Они хоть и заплатят немного меньше, но зато купят все. И даже этого.

Новый короткий разряд. Боль была быстрой, но тем не менее очень чувствительной.

– Как думаешь, он нас понимает? – неожиданно спросила женщина у кого-то, видимо у босса.

– Вряд ли, – ответил ей грубый голос, – у него мозги навозного жлага. Он, даже если вбивать в него слова твоим усилителем боли, ничего не поймет.

И новый удар.

– Эй. Животное, – явно обращается ко мне, – шевельнись. Давай. Если ты меня понимаешь, то кивни. Иначе я буду пытать тебя, пока у тебя башка не лопнет.

И новый удар.

А потом еще и разряд, ударивший прямо в затылок.

– Смотри-ка, – с удивлением произнес босс, – не скопытился.

И мгновение спустя:

– Я знаю, для чего он нам пригодится.

И пнув меня напоследок, он потерял ко мне интерес.

Видимо, я на несколько секунд все же отключился, потому как, когда пришел в себя, с боссом уже разговаривала женщина:

– Дорогой, надо бы поощрить команду. У нас есть рабы, пусть поразвлекутся немного. Ну а мы с тобой посмотрим на них.

И вновь по мне пробежал холодок, но разряда в этот раз не последовало.

Зато я услышал участившееся дыхание женщины и грубого.

– Хорошо, – быстро ответил он. И уже обращаясь к писклявому: – Если не солгал, то можно считать, что мы удачно съездили, иначе… – И тишина. – Ты сам все знаешь, – прозвучал зловещий голос. – Ей этого животного, – пинок по моему телу, – надолго не хватит.

И грубый смешок.

– Что вы, босс, там все будет в лучшем виде, и парни останутся довольны. Пара девчонок просто вылитые аграфки, – залебезил перед грубым Крыс.

– Аграфки, говоришь, – в голосе грубого прозвучали нотки сладостного возбуждения и ожидания, – пойдем-ка, посмотрим другой товар. Веди нас.

– Хорошо, – ответил писклявый.

И только тут он вспомнил о моем, лежащем у их ног, теле.

– Босс, а с этим-то что делать?

– В клетку его, – потеряв ко мне уже всякий интерес, ответил грубый голос.

– Понял, – сказал Крыс и скомандовал кому-то: – Оттащите его.

– Постой, – это уже очнулась садистка.

И снова нечто холодное прикасается к шее, а потом к затылку. Разряд. И невыносимая боль. Уже гораздо продолжительнее, чем даже в последний раз.

И наконец, спасительная темнота.

Вспышка.

Болит все тело. Очень сильно болит. Пальцы скрючены и не разгибаются. Чувствуется, что мое лицо разбито в кровь. Ощущение, будто по мне каток проехал, и не один раз.

Давно я себя так не ощущал.

«Где я?» – спрашиваю сам у себя и стараюсь осторожно приоткрыть глаза.

Один из них заплыл и, кроме красной пелены, ничего не видит, а второй вообще не открывается.

Подношу руку к лицу и трогаю глаза. Вроде оба на месте.

Просто тот, что не открывается, опух до такой степени, что веко стало похоже на какой-то твердый ком, прилипший к лицу.

А вот во втором глазу красная пелена – это лишь запекшаяся кровь. Сдираю коросту, отрывая ее вместе с бровью и веками.

Бегут слезы, но зато я теперь вижу хотя бы одним глазом.

Осторожно поворачиваю голову, а то оказалось, что лицом я уперт в угол между стеной и полом.

«И правда, клетка», – вспомнил я слова босса.

Вонючая, чем-то забрызганная, с остатками какой-то ветоши по углам, маленькая, с толстенными железными прутьями.

В полный рост не встать, даже если очень сильно захочется.

Тем более и встать-то я не могу. Тело непослушное и какое-то одеревенелое.

Оглядываю, насколько могу, себя.

Вся одежда разорвана. Куртки и ботинок вообще нет. Футболка болтается на одном плече. Ремня нет. Штаны все в огромных рваных дырках.

Весь испачкан смесью грязи и бурой крови.