Сергей Аверинцев - Собрание сочинений

Где Ты велишь нам приготовить Тебе пасхальную трапезу?Поскольку за пасхальной трапезой должно было присутствовать не меньше десяти человек, составляющих т. н. миньян, помещение должно было быть вместительным; еврейская традиция, приверженная к детальной регламентации всего обрядового, требовала площади, равной примерно 23 квадратным метрам (10 раз по 10 локтей).

14:13–15 Почему человек с кувшином воды — знак, по которому нужное лицо может быть опознано? Недоумение в связи с этим местом {стр. 286} высказывается у ряда комментаторов. Однако восточные нравы Иерусалима предполагали, что нормально за водой посылают женщину. Если мужчина сам идет к колодцу, значит, он скорее всего безбрачен и живет в обособлении от круга большой патриархальной семьи (в которой найдутся женские руки, скажем, и для нужд вдовца), так что его безбрачие выглядит как статус, близкий к монашескому; отсюда гипотеза о принадлежности того лица, которого надо опознать, а значит, и какого-то круга иерусалимских сторонников Христа, к ессеям. Интересно, что место, идентифицируемое преданием как «просторный верхний покой» Тайной Вечери, хотя и являет со времен Крестовых походов совершенно перестроенный (готизированный) облик, расположено в довольно специфическом месте к югу Сионского холма, которое связывается некоторыми археологами с древним ессейским поселением. В нижнем этаже располагается какое-то традиционно чтимое святое место иудаизма, по распространенной, но археологически неправдоподобной версии — могила царя Давида (которая на самом деле должна была бы находиться гораздо восточнее — ведь и то, что называется Сионским холмом, переняло имя другого, восточного холма) [ 4]. Несколько парадоксальная даже для Иерусалима совмещенность в пределах одного и того же здания, на двух его этажах, иудаистских и христианских воспоминаний — чуть выше по лестнице готические своды церкви крестоносцев, чуть ниже синагога с предполагаемой могилой Давида, около которой в наше время принято читать псалмы, — заставляет искать хотя бы гипотетического истолкования; и основанная еще на некоторых фактах догадка, согласно которой здесь во времена Христа и первого поколения (иудео-) христиан была синагога особенно дружественной им ессейской или близкой к ессеям общины, которую они посещали до дефинитивного разрыва двух религий, во всяком случае, заслуживает рассмотрения. Ср. В. Pixner , An Essene Quarter on Mount Zion? Studia Hierosolymitana, 1976, pp. 245–284; R. Riesner , Essener und Urgemeinde in Jerusalem, 2. Aufl., Gie?en, 1998, S. 55–83.

{стр. 287}

14:22–25 Святоотеческая экзегеза, с особенным вниманием относившаяся к этому месту и параллельным местам у других Синоптиков ввиду их важности для богословия Евхаристии, ставила вопрос, вкушал ли от хлеба и чаши Сам Иисус, и с полным основанием отвечала на него положительно, указывая, как делал уже св. Ириней Лионский (Adv. haer. 5, 33 1), на стих 25 («…не пить Мне отныне…»). Эту тему развивали и другие толкователи ( Hilar. Pict . In Matth. 30, 2, PL IX, 1065; August, de doctr. christ. 2, 3, 4, PL XXXIV, 37). Св. Иоанн Златоуст (In Matth. Horn. 82, PG LVIII, 739) замечает в той же связи: «…И Сам Он испил из чаши. Ибо не хотел Он, чтобы они, услышав такие слова, сказали: "Что это? Мы пьем кровь, и едим плоть?", — и были бы смущены». Эта аргументация по сути дела куда менее наивна, чем может показаться. На язык современной рефлексии ее можно перевести примерно так: слова о вкушении Тела и Крови довольно понятным образом способны производить травматическое действие (ср. Ио 6:66), вызывая в неподготовленном воображении непросветленный образ каннибальской трапезы; адекватный контекст, в котором они, отнюдь не утрачивая своего исключительного, ни с чем не сравнимого воздействия, соотносятся с человеческой мерой, создает система т. н. архетипов, определивших распространенные некогда в самых различных культурах обычаи совместного вкушения хлеба и вина. Например, если у иудеев хозяин передавал кому-либо из гостей чашу, из которой отпил сам, этот жест означал установление особо доверительных, как бы родственных отношений; представление об особых обязанностях перед тем, у кого и с кем ел хлеб, — феномен общечеловеческий и хорошо {стр. 288} известный. [ 5] Разумеется, для каждого верующего христианина реальность Евхаристии не допускает никакого растворения в каких бы то ни было аналогиях из сферы народных обычаев; и даже агностическая наука сделает лучше, если хотя бы на чисто методологическом уровне откажется в этом пункте от упрощений. Но это никоим образом не означает, будто здравомысленная вера требует мыслить творчество Бога в области установления таинств так, словно оно происходило на пустом месте и без всякого отношения к нравственно-ритуальным и психологическим навыкам народов; это противоречило бы и догмату Вочеловечения, и учению о Божией любви к людям — любовь внимательна к своему предмету. — Произнесенные над хлебом и над чашей «благословение»и «благодарение» — традиционные молитвы при вкушении хлеба и вина, сохранившиеся в еврейском обиходе: «Благословен Ты, Господи, Боже наш, Царь сущего…», и далее следует благодарность соответственно за произращение 1) хлеба и 2) виноградной лозы. За пасхальной трапезой молитву предписывалось произносить над третьей чашей, именовавшейся «чаша благословения» ([кос hаббераха]); по-видимому, Христос поступил в соответствии с этим обрядовым правилом, ср. слова Лк 22:20 и 1 Кор 11:25 о том, что Он взял и освятил «чашу после вечери». Возможно, именно с этим контекстом завершения трапезы связан выбор в применении к молитве над чашей слова «благодарение» вместо более обычного «благословение». Некоторые аналогии евангельскому повествованию содержат Кумранские ритуалы священной трапезы, (1 QS VI, 4–6).

{стр. 289}

14:22 Это есть Тело Мое.Формула «это есть» (τούτό έστιν) заставляет вспомнить арамейскую формулу, входящую в обиход пасхальной вечери: «Это есть хлеб нищеты, который вкушали отцы наши в Египте». Ср. Е. Stauffer , Jesus. Gestalt und Geschichte, Delp-Taschenbucher 352, Bern, 1957, S. 89.

14:23 И пили из нее все.Вопрос, с патристических времен много обсуждавшийся старыми толкователями, но оставшийся нерешенным: входит ли в число этих «всех» также Иуда Искариот? «Некоторые говорят, что Иуда не причастился св. Таин, но вышел прежде, нежели Господь преподал сии Тайны. Напротив, другие утверждают, что Господь и сего неблагодарного приобщил Своей святыни» ( Бл. Феофилакт Болгарский , Благовестник, с. 253).

14:24 Кровь Завета.Заключение Завета с Господом на Синае скреплялось кровью жертв. «И написал Моисей все слова Господни, и, встав рано поутру, поставил под горою жертвенник […], и заклали тельцов в мирную жертву Господу. И Моисей, взяв половину крови, влил в чаши, а другою половиною окропил жертвенник. И взял книгу завета, и прочитал вслух народу, и сказали они: все, что сказал Господь, сделаем, и будем послушны. И взял Моисей крови, и окропил народ, говоря: вот кровь завета, который Господь заключил с вами…» (Исх 24:4–8). Этот обряд связан с очень древней традицией употребления крови в знак нерушимости союза между племенами или отдельными лицам (вспомним, что «союз» — исходное значение еврейского слова [берит], которое мы по традиции переводим «завет»). В Зах 9:11 Господь обещает Израилю: «Ради крови завета твоего я освобожу узников твоих изо рва…». Рукописный вариант, согласующийся с Мф 26:28 и принятый в традиции новозаветного канона: «Нового Завета»; ср. также Лк. 22:20: «Новый Завет в Моей крови». Это выражение означает обещание обновленного и более глубокого соединения между Богом и Его людьми, ср. Иер 31:31–33: «Вот наступают дни, говорит Господь, когда Я заключу с домом Израиля и с домом Иуды новый завет, не такой завет, какой Я заключил с отцами их в тот день, когда взял их за руку, чтобы вывести их из {стр. 290} земли Египетской […]. Но вот завет, который Я заключу с домом Израилевым после тех дней, говорит Господь: вложу закон Мой во внутренность их, и на сердцах их напишу Его…» . Соответственно, обрядовому пролитию крови животных жертв отвечает страдальческое пролитие крови Христом. Это — тема Евр 9:1–14, хотя там для сравнения берется не жертвоприношение на Синае, а ежегодное жертвоприношение в покаянный день Йом-Хакипурим (Йом-Кипур). «…Но Христос, Первосвященник будущих благ, […] не с кровью козлов и тельцов, но со Своею Кровию, единожды вошел в святилище и стяжал вечное искупление. Ибо если кровь тельцов и козлов […] освящает оскверненных, дабы чисто было тело, то насколько более Кровь Христа, Который Духом Святым принес Себя непорочного Богу, очистит совесть нашу от мертвых дел, для служения Богу живому и истинному!» (11–14).