Милорад Павич - Хазарский словарь

Масуди понял, что все в порядке и что его путь действительно окончится на Дунае. Он оставался на месте и целыми днями в окопе играл в кости с одним из писарей Бранковича. Этот писарь все проигрывал и проигрывал и, надеясь вернуть проигранное, никак не хотел прерывать эту безумную игру даже тогда, когда турецкие пули и снаряды буквально засыпали их окоп. Масуди тоже не хотел искать более безопасное место, потому что у него за спиной был Бранкович, которому опять снился Коэн. Коэн скакал верхом через рев какой-то реки, что протекала через сон Бранковича, и Масуди знал, что это рев того самого Дуная, который можно было слышать и наяву. Потом ветер швырнул в него горсть земли, и он почувствовал, что сейчас все сбудется. Когда один из них бросал кости, на их позицию прорвался отряд турок, неся за собой запах мочи, и пока янычары кололи и рубили налево и направо, Масуди взволнованно искал глазами среди них юношу с одним седым усом. И он его увидел, Масуди увидел Коэна таким, каким он преследовал его в чужих снах, - рыжеволосого, с узкой улыбкой под серебряным усом, с мешком на плече и цепочкой мелких шагов за спиной. Тут турки зарубили писаря, проткнули копьем Аврама Бранковича, который так и не успел проснуться, и бросились к Масуди. Спас его Коэн. Увидев Бранковича, Коэн упал как подкошенный, и вокруг рассыпались бумаги из его мешка. Масуди сразу понял, что Коэн впал в глубочайший сон, из которого не будет пробуждения.

- Что это, погиб толмач? - спросил турецкий паша у своих приближенных почти с радостью, а Масуди ответил ему по-арабски:

- Нет, он заснул, - и тем самым продлил свою жизнь на один день, так как паша, удивленный таким ответом, спросил, откуда это известно, а Масуди отвечал, что он тот, кто связывает и развязывает узел чужих сновидений, по роду занятий - ловец снов, что он давно уже следит за посредником, своего рода приманкой для истинной добычи, который теперь умирает, пронзенный копьем, и попросил оставить его в живых до утра, чтобы проследить за сном Коэна, потому что тот сейчас видит во сне смерть Бранковича.

- Оставьте его жить, пока этот не проснется, - сказал паша, и турки взвалили спящего Коэна на плечи Масуди, и он пошел с ними на турецкую сторону, неся свою желанную добычу. Коэн, которого он нес, действительно все это время видел во сне Бранковича, и Масуди казалось, что он несет не одного, а двоих. Юноша у него на плечах видел во сне Аврама-эфенди, как и обычно, когда тот бодрствовал, потому что его сон все еще был явью Бранковича. А Бранкович если когда и был в яви, то это было именно сейчас, когда его проткнули копьем, потому что в смерти нет сна...

Масуди провел этот день и ночь, следя за снами Коэна, как за созвездиями на небе своих челюстей. И, говорят, он видел смерть Бранковича так, как видел ее сам Бранкович. От этого он очнулся с поседевшими ресницами и подрагивающими ушами, кроме того, у него выросли огромные смердящие ногти. Он так быстро думал о чемто, что не заметил человека, который рассек его надвое саблей с одного-единственного взмаха, так что пояс упал с него не размотавшись. Сабля оставила змеящийся след, и раскрылась страшная, извилистая рана, как рот, произносящий какое-то неясное слово, вопль мяса... Оправдала ли себя эта страшная смерть Масуди и что он доверил паше перед казнью, никто не знает. Перешел ли он через Сират-мост, тонкий, как волос, и острый, как сабля, ведущий над адом прямо в рай, знают только те, которые больше не говорят...

Д-р АБУ КАБИР МУАВИЯ (1930-1982) - арабский специалист по ивриту, профессор Каирского университета. Занимался сравнительным изучением религий Ближнего Востока. Закончил университет в Иерусалиме, защитил в США докторскую диссертацию на тему "Древнееврейская философия в Испании XI века и учение калама". Он был рослым, плечистым человеком, с такой широкой спиной, что локтем не мог дотянуться до другого локтя, знал наизусть большинство песен Иуды Халеви*** и считал, что "Хазарский словарь", изданный Даубманусом *** в 1691 году, все еще можно отыскать где-нибудь в старой книжной лавке. Чтобы найти подтверждение этой уверенности, он восстановил события, связанные с распространением этой книги, начиная с XVII века, сделал точный перечень всех уничтоженных экземпляров и всех тех немногочисленных, которые имели хождение, и пришел к выводу, что минимум два экземпляра этого считающегося исчезнувшим издания должны еще существовать, Ему ни разу не удалось напасть на их след, но, несмотря на это, он продолжал тщательнейшие поиски. Когда он, находясь в состоянии исключительного творческого подъема, опубликовал трехтысячную библиографическую единицу, началась израильско-египетская война 1967 года. В качестве офицера египетской армии он участвовал в боевых действиях, был ранен и оказался в плену. Армейские документы свидетельствуют о тяжелых ранениях головы и тела, результатом которых явилось половое бессилие. Когда он вернулся на родину, голова его была обвязана смущенными улыбками, которые волочились за ним, как шарф. В какой-то гостинице он скинул с себя военную форму и в первый раз увидел свои увечья в медном зеркале. Они пахли пометом синицы, и он понял, что никогда больше не сможет лечь с женщиной. Медленно одеваясь, он думал так: "Я был более тридцати лет поваром, и день за днем я готовил и, наконец, приготовил то блюдо, каким я стал; я сам был пекарем и тестом, я сам из себя замесил такой хлеб, какой хотел, а потом вдруг появился другой повар, со своим ножом и в мгновение ока сделал из меня совершенно другое, незнакомое мне блюдо. Теперь я божья сестра - я тот, кто не существует!"

И он не вернулся больше к своей семье в Каир, не вернулся и к своей работе в университете. Он поселился в пустом доме своего отца в Александрии, жил торопливо и следил за тем, как белые пузырьки воздуха из-под его ногтей поднимаются к миру, подобно пузырькам воздуха из жабр рыбы. Он хоронил свои волосы, носил бедуинские сандалии, оставляя за собой след в форме копыта, и однажды ночью под дождем, крупным, как воловьи глаза, увидел свой последний сон...

В его ночах время, как и время у хазар, текло от конца к началу жизни и все истекло. С тех пор он больше не видел снов. Он был чист. И готов к новой жизни. Тогда он начал каждый вечер посещать "Корчму у суки"....

В "Корчме у суки" платили только за место, тут не подавали никакой еды или питья, сюда собирался разный сброд, и здесь ели и пили то, что приносили с собой, или же садились за общий стол, чтобы выспаться. Корчма часто была полна, но в ней никто никого не знал, бывало так, что все рты работали, но никто не произносил ни слова. Не было ни стойки, ни кухни, ни огня, ни прислуги, только у входа сидел тот, кто брал деньги за место. Муавия садился среди посетителей "Корчмы у суки", раскуривал трубку и повторял свое упражнение: ни одной мысли не позволял длиться дольше, чем длилась одна затяжка. Он вдыхал смрад и смотрел, как люди вокруг него жрут пригоревшие лепешки, называвшиеся "драные портки", или повидло из тыквы с виноградом, смотрел, как они проносят кусок через горький взгляд, как вытирают платком зубы и как трещат на них рубашки, когда они ворочаются во сне...