Гай Давенпорт - Барсук

А природа повинуется.

- По-моему, правильно, знаешь? согласился Харальд. Ты кое-что открыл. Однако тело Олафа - такое от плавания, от бега и от спортзала.

- Понятно, друг Харальд. Но его улыбка, и взгляд его, и все его дружелюбие - нет. Все это - как он его получил? Ведь хуй у каждого есть, у всех мальчишек, я имею в виду, но Маркус вот похож на чмо, а яйца у него с горошинку.

- Олафу семнадцать, Маркусу - десять.

- А ты можешь поверить, что у Олафа он были похож на маркусов, когда ему было десять лет? Ни за что. Я бы сказал, что размером он был с polser и торчал, как у тебя, приводя в восхищение всех. Олаф придумал свой хуй симпатичным чудовищем, которым он и стал.

- Я знаю, что у него друг был, когда он был маленьким. Он мне сам рассказал. Им никогда не нужно было говорить, что им хочется. Знали сами в одно и то же время.

Вместе сбрасывали штаны, как по сигналу. Мне кажется, Олафу с тех пор грустно.

Друг лет в четырнадцать почуял девчонок и с тех пор за ними ухлестывает, горбатится там, соображения остается только от одной поебки до другой добрести.

Олаф говорит, что все девчонки сами в себя обернуты, с ними дружить трудно.

КРАСНЫЕ ДЕРЕВНИ МЕДЕСА

Рафаил пришел к выводу, что с Нимродом ему проще разговаривать, чем с Товией.

- Скорбь рыбы, сказал он.

- Мышастые тучи в пятницу, ответил Нимрод. Пламя жирнеет от погружения, но стройнеет от подъема.

- Жена четырех - три.

- Девять - бабушка всех чисел.

- Идем, сказал Рафаил с удивлением в голосе, идем. В Шарлевилле были целые деревья ворон, зима ворон. Или будут. Времена - не про ангелов. Мальчик по имени Жан Николя Артур. Как Товия. Как Ульн. Я шел, пойду, пойду с ним к черным деревьям в зимнем поле, ангелюс(9) перезвоном с квадратной колоколенки маленькой церквушки, обод мира красен там, где откатывался с твоей звезды. Он говорил о Принце Аквитании, чье сердце овдовело и потемнело, и кричал: Верните мне Позилиппу и Итальянское море! и вороны вторили ему сотнями криков: Солнце мертво! Ветер разносил их карканье(10).

- Ветер, произнес Барсук.

- Ветер, повторил Аллен.

- Сотня ворон!

- Что знает собака?

- Спроси Нимрода.он знал, что Рафаил - не люди, по запаху. Никаких луковичных подмышек, одно лишь небесное электричество, богатое озоном. Торвальдсен же принял бы Рафаила за какой-нибудь высший чин епископа, к тому же - из Швеции.

Он бы остропил ему ногу. Он бы уселся напротив него на епископскую подушечку, сделав вид, что они - равного звания среди церковных котов.

СКОРЕСБИЗУНД

Незнакомец напротив Аллена был светловолос и подтянут. От напряженного взгляда голубые диски его глаз, казалось, слегка косили. Рукава рубашки закатаны выше локтей. Джинсы его были смяты в паху и у колен. Лет двадцати, дружелюбен, сделано в Скандинавии.

27

- Ну разумеется, я сам себя сделал! сказал Олаф. Аллен прав как никто.

Насколько незамысловат я был, я не скажу. Лет трех, должно быть, насасывал себе большой палец, коленки вовнутрь, подвержен коклюшу, из носа течет постоянно, и пироман к тому же - я начал переосмыслять себя. К шести я палец сосать не перестал, но мне было видение. Я знал, что некоторые люди меня восхищают, а некоторые отвратительны. Будучи философом, я понимал, что люди, которые мне не нравятся, омерзительны намеренно. Была, например, девчонка с такой жемчужной бородавкой в самой ноздре. Она заставила ее там вырасти назло родителям - и мне. Ей нравилось тошнить в Детском Саду, без предупреждения.

Нянечка просила ее сотню раз, не меньше: показывай на ротик, когда блевать собираешься. Никогда не показывала. Ох, каким счастьем сияли ее глазенки, когда она заляпывала все свои книжки-раскраски, мои кубики, нянечкины туфли. Из этого следовало, что люди, которых я любил, сами сделали себя достойными восхищения. К восьми годам я был влюблен до официально признанного безумия в двенадцатилетнего с огромными карими глазами, копной кудрей и длинными ногами, который прилюдно щупал себе промежность. Я бы с радостью умер, только бы стать им, хотя бы на денек. Я сделал лучшее из всего остального: настроил себя желать, заставлять, колдовать так, чтобы стать им. Получилось. Получилось настолько хорошо, что когда я встретился с Хьюго в двенадцать лет, он был влюблен в меня, как я обнаружил, и сердце мое подскочило до самого горла. Так должно случиться с каждым, по крайней мере, один раз. Мы стали друг другом. Носили одежду друг друга. У меня осталась пара джинсовых штанишек, я их спрятал подальше, протертые до основы, совсем как марля уже, - мы их оба носили.

ВЕТЕР ИЗ-ЗА УГЛА, ПОЛНЫЙ ЛИСТВЫ

Давным-давно я потерял гончую собаку, гнедую кобылу и дикую голубку и до сих пор иду по их следу. Со многими путниками заговаривал я о них, описывал их следы, рассказывал, на какие клички они отзываются. Мне встретились один или двое, кто слышал гончую, конский топот и даже видели, как голубка скрылась за облаком, и им, казалось, хотелось вернуть их так, будто они сами их потеряли.

29

В первый же вечер, который Аллен провел дома у Харальда, тот, как только старики его отправились на званый ужин, стал расхаживать голышом по заднему садику, и ровный солнечный свет зажигал его волосы золотым пламенем.

ПАРК С ФИГУРАМИ

Молодой человек, словно свалившись с неба на траву розенборгского дерна, лежал, раскинув руки и ноги, рубашка свернута под головой, джинсы расстегнуты, а трусы спущены на кости таза.

- Мне бы хотелось, сказал Барсук, быть тамбурмажором перед Гвардейцами Королевы, когда те маршируют под "Звезды и полосы навсегда", и уж лучше б я барахтался в конских яблоках, чем выслушивал об этом лекции. Кроме этого, мне бы хотелось оказаться в джунглях, только из-за их невообразимости, понимаешь? А ты вытаращился на этого мальчишку, у которого волосы только на глаза не падают, да и трусы спереди еще немного - и совсем спадут. Бабочки, макаки, лягушки, шельфовый гриб, зеленые блохи, губчатые деревья, синие попугаи, желтые попугаи, красные попугаи, да лианы, длинные, как Ютландия, если их выпрямить.

- Принцип сущностей, ответил Аллен, заключается в отличительных чертах:

существо каждой сущности полностью исчерпывается свойством, отличающим ее от любой другой сущности. Мы здесь - ради Харальда, О Барсук.

- Воспринимать вещи, сказал Барсук, вот что важно. Так твоя мама сказала.

Сказала, что если сможет научить своих детей не упускать ничего из того, что может предложить им мир, то ее долг будет выполнен. В пример она привела, как ты помнишь, грушу в цвету. Нами любуются.

- Мною, точнее. Как ты думаешь, что она хотела этим сказать?

- Тут ты меня поймал. Вон сизая голубка порхает, яркая, как звездочка, среди олеандров.

- Янтарный отблеск, прошептал Аллен, дикой куропатки в сумраке умбры. Я тоже стихами могу. Он на меня уставился, правда?