Редьярд Киплинг - Девять сборников рассказов

-- Сижу в палатке под столом и плюю на секстант, чтобы не жег руки, -ответил представитель геодезической службы. -- Промываю глаза, чтобы не заработать офтальмию, хотя от нее все равно никуда не денешься, и бьюсь, чтобы мой помощник наконец усвоил, что ошибка в пять градусов при замере угла не такой пустяк, как ему кажется. Я пребываю в полном одиночестве и буду пребывать до конца жаркого сезона.

-- Везет Хэммилу, -- Лаундз растянулся в шезлонге. -- У него настоящая крыша над головой; правда, парусина под потолком порвалась, но тем не менее. Раз в день он регулярно встречает поезд. Он может достать пива и содовой и даже положить туда льда, когда бог милостив. У него есть книги и картины (речь шла о репродукциях, вырванных из журнала "График") и общество превосходного субподрядчика Джевинса, не говоря уже об удовольствии каждую неделю принимать нас.

Хэммил мрачно усмехнулся.

-- Да, будем считать, что мне везет. Но Джевинсу повезло еще больше.

-- Как? Вы хотите сказать?..

-- Да. Скончался. В прошлый понедельник.

-- Ап-се? -- быстро спросил Спэрстоу, высказав вслух подозрение, которое промелькнуло в голове у всех. В хэммиловской округе холеры не было. Даже лихорадка дает человеку недельную отсрочку, поэтому внезапная смерть обычно наводит на мысль о самоубийстве.

-- Я не стал бы никого осуждать,-- в такую погоду чего не натворишь,-продолжал Хэммил.-- Думаю, с ним случился солнечный удар. На прошлой неделе, когда вы все разъехались, приходит он сюда на веранду и объявляет, что сегодня вечером идет домой повидать жену -- это на Маркет-то стрит в Ливерпуле. Я привел аптекаря взглянуть на него, и мы уговорили его прилечь Через час или два он протирает глаза и говорит -- дескать, у него, кажется, был припадок, но он надеется, что вел себя вежливо. Джевинс всегда мечтал занять более высокое положение в обществе, поэтому старался подчеркнуть свои хорошие манеры.

-- Ну и дальше?

-- Дальше он отправился к себе в бунгало и принялся чистить ружье. Слуге сказал, что утром пойдет охотиться на лань. Естественно, он не вовремя задевает курок и ненароком простреливает себе голову. Аптекарь послал моему шефу докладную, и Джевинса похоронили где-то здесь. Я бы вам телеграфировал, Спэрстоу, да что вы могли поделать?

-- Странный вы субъект, -- проронил Мотрем. -- Помалкиваете, будто сами его убили

-- Бог ты мой, какая тут связь? -- спокойно ответил Хэммил -- Мне же досталась еще и его доля работы. Пострадал от его смерти один я. Джевинс избавился от забот -- по чистой случайности, естественно, но избавился. Аптекарь сначала вознамерился писать длинное, многословное заключение о самоубийстве. Хлебом не корми этих грамотных индусов, только дай поболтать.

-- А почему вы не хотели представить смерть как самоубийство? -спросил Лаундз.

-- Нет прямых доказательств. В этой стране у человека не так уж много привилегий, но ему хотя бы дозволено неудачно разрядить собственное ружье. А кроме того, мне и самому в один прекрасный день может понадобиться, чтобы кто-то замял такое же происшествие со мной. Живи и дай жить другим. Умри и дай умереть другим.

-- Примите-ка таблетку, -- посоветовал Спэрстоу, не спускавший глаз с бледного лица Хэммила -- Примите таблетку и не валяйте дурака. Все эти ваши разговоры -- вздор. Самоубийство -- просто способ увильнуть от работы. Будь я самым разнесчастным Иовом, я и то задержался бы на этом свете из одного любопытства -- что будет дальше?

-- Ну а я уже утратил такого рода любопытство, -- ответил Хэммил.

-- Печень пошаливает? -- сочувственно осведомился Лаундз.

-- Нет. Бессонница Это пострашнее.

-- Еще бы, черт возьми! -- подхватил Мотрем -- Со мной это тоже случается, но потом проходит само собой. Что вы принимаете?

-- Ничего. Какой толк? Я с пятницы и десяти минут не спал

-- Несчастный! Спэрстоу, помогите же ему. Теперь, когда вы сказали, я и правда вижу, что глаза у вас опухли и покраснели.

Спэрстоу, все так же наблюдавший за Хэммилом, негромко рассмеялся.

-- Я займусь починкой позже. Как вы думаете, помешает нам сейчас жара прокатиться верхом?

-- Куда? -- устало отозвался Лаундз.-- Нам и так ехать в восемь, тогда уж заодно и прокатимся. Не выношу лошадь, когда она из удовольствия превращается в необходимость. О господи, чем бы заняться?

-- Начнем в вист по новой, восемь шиллингов ставка и золотой мухур за роббер, -- быстро предложил Спэрстоу.

-- Предлагаю покер. В банк -- месячное жалованье, верхнего предела нет, набавлять по пятьдесят рупий. Кто-то да вылетит в трубу до конца игры,--предложил Лаундз.

-- Не могу сказать, чтобы меня так уж радовало, если кто-то из нашей компании проиграется, -- возразил Мотрем -- Не бог весть какое развлечение, да и глупо.-- Он шагнул к старенькому разбитому походному пианино -- обломку хозяйства одной супружеской пары, которой принадлежало прежде бунгало, -- и поднял крышку.

-- Оно давно отработало свой срок,-- сказал Хэммил.-- Слуги растащили его по частям.

Пианино и в самом деле было безнадежно расстроено, но Мотрем умудрился привести непокорные клавиши в некоторое согласие и извлечь из разбитой клавиатуры нечто, отдаленно напоминающее призрак некогда популярной легкой песенки. Мотрем забарабанил увереннее, и мужчины в шезлонгах с пробудившимся интересом повернули к нему головы.

-- Недурно! -- одобрительно заметил Лаундз. -- Черт побери! Последний раз я слышал эту мелодию в семьдесят девятом году или около того, как раз перед тем, как покинуть Англию.

-- Э, нет!--с гордостью проговорил Спэрстоу.--Я побывал дома в восьмидесятом. -- И он пропел популярную в тот год уличную песенку.

Мотрем сыграл ее не очень умело, чем вызвал критику Лаундза, который предложил свои исправления. Мотрем бурно исполнил еще один короткий пассаж, уже более серьезного характера, и хотел было встать.

-- Продолжайте, -- остановил его Хэммил. -- Я и не знал, что у вас есть музыкальные наклонности. Играйте, пока не истощится ваш репертуар. К следующей встрече я прикажу настроить пианино. Сыграйте что-нибудь бравурное.

Мелодии, которые искусство Мотрема и ограниченные возможности инструмента могли воспроизвести, были незатейливы, но мужчины внимали им с наслаждением, а в перерывах наперебой вспоминали все, что слышали и видели, когда в последний раз были на родине. Снаружи вдруг поднялась пыльная буря и с ревом пронеслась над домом, окутав его густой и удушливой, поистине ночной, тьмой; но Мотрем, не обращая внимания ни на что, продолжал играть, и сумасшедшее бренчанье клавиш достигало ушей слушателей сквозь хлопанье рваной потолочной парусины.

В тишине, наступившей после промчавшегося урагана, Мотрем наигрывал, мурлыча себе под нос, потом незаметно перешел от более интимных шотландских песен к "Вечернему гимну".