Гейвин Максвелл - Лети к своим собратьям, ворон

Мелкие рваные темные облака всё так же проносились низко над головой, как бы образуя потолок, так что возникло ощущение присутствия в небольшой наполненной туманом комнате, набитой невидимыми обитателями. Затем, влекомый ветром, из-под низко плывущих облаков вынырнул орёл, да так низко, что, когда увидел меня, он так резко замахал крыльями, что свиствоздуха среди его перьев был громче порывов ветра и дождя, когда он вдруг резко метнулся прочь. Он взмыл вверх и тут же исчез в облаках. Но отчаянный взмах его огромных крыльев не более чем в трёх метрах от меня, должно быть на мгновенье изменил струю воздуха, так как самка оленя вдруг очутилась прямо надо мной. Она была не далее как в пяти метрах от меня, но видно её было как сквозь матовое стекло. Она, громко вздохнув, хмыкнула и быстро растворилась в сумрачной круговерти.

Когда олени ушли, я остался один на вершине покрытой тучами горы. Уже стало смеркаться, я совсем промок, почти горизонтальные струи дождя хлестали меня по бокам, до дому было миль пять ходу пешком в сумерках, но я был доволен. Здесь я, пожалуй, был вне пределов досягаемости рябинового дерева.

12 ГОНЧИЕ И ЗАЙЦЫ

Я вернулся в Камусфеарну продолжать войну по переписке, а в ноябре поехал в больницу в Инвернесс на полостную операцию, которой так боялся. Уезжал из Камусфеарны со спокойной душой: мои литературные обязанности выполнены, закладныепод маяк теперь вроде бы в порядке, а морозильники наполненыпродовольствием для собак и людей, а также рыбой для выдр.

Через двое суток я вернулся в Камусфеарну. Рентгеновские снимки показали, что язва полностью заросла, и хирург сказал, что не может найти даже предлога для операции. В то время я почувствовал, что положение резко изменилось на обоих фронтах, и что победа уже близка.

Хоть работа с бумагами стала моим повседневным занятием, той осенью я сделал ещё одну вылазку на природу, которая так много значит для меня. В течение трёх лет у меня была огромная собака, шотландская борзая по кличке Дэрк (заменившая предшественника с тем же именем, который трагически погиб, напившись бензина), а в сентябре я купил ему подружку по имени Хейзел. Обе они по стандартам гончих были уже не в цвете сил, так как живут они недолго, не первой молодости, то есть для охоты или воспроизводства, а туристы считают первый главным критерием.

Однако, когда я приобрёл Хейзел, меня пригласили вступить в элитный клуб шотландских борзых и привозить обеих собак на ежегодные гонки, проводившиеся в центральном нагорье.

Я принял предложение и записал туда Дэрка и Хейзел, и не потому, что от них можно было ожидать больших результатов; Дэрк, потому что совсем не имел подобного опыта, а Хейзел была сукой, которая уже имела семь приплодов и очевидно была слишком стара для скоростного бега. Но мне, кроме всего прочего, очень хотелось самому посмотреть на этот вид спорта, о немыслимом зверстве которого говорилось во множестве листовок, которые я получал как от организаций, воюющих с кровавыми развлечениями, так и от частных лиц. Мне говорили, что зайцев буквально разрывают пополам, и они долго визжат, когда их настигает пара гончих собак. Зайцы действительно кричат от боли, крик этот так же ужасен, как крик младенца человека, и это вызывает почти у всех свидетелей, кроме самых закоренелых, чувство причастности, которое весьма тошнотворно. Я часто слышал его, и не только на организованной человеком охоте, но также при охоте на них лис и орлов, хищнические инстинкты которых, очевидно, нельзя уж исправить человеку без нового кровопролития. Зайцы не умирают от старости, да и прочие не хищники также, так что убийство зайца науськиваемой человеком собакой, а не лисой или орлом (или волком, уничтоженным в Шотландии человеком), казалось мне экологически более нормальным, чем очевидные ужасы на скотобойне или мясокомбинате. Хищники же, с другой стороны, довольно часто умирают от того, что мы, как это ни странно, называем "естественной" смертью, то есть от старости или болезни, в отличие от насильственной мучительной смерти со стороны других зверей, помимо человека.

(Слово "естественный" в применении только к жизни человека и его смерти, а также ко всему тому, что происходит между началом и кончиной, содержит в себе ошеломляющее искажение фактов. Веками мы квалифицировали как "неестественный"

образ жизни и кончины даже наших ближайших родственников. А ведь именно они должны быть судьями того, что естественно. Теперь у нас есть новые пророки, такие как Конрад Лоренц и Леонард Уильямс, и можно надеяться, что лет эдак через сто эти слова будут употребляться точнее, если, так сказать, род человеческий не вымрет до тех пор сообща и весьма неестественной смертью).

Если такая "естественная" смерть (а обе эти категории должны быть приняты естественными теми, кто осуждает вмешательство человека в природу) по какой-либо причине меньше достойна сожаления, чем нормальная кровавая смерть не хищников, то тогда мне кажется, что все эти общества по борьбе с охотой должны ограничиться в своей деятельности только хищниками, которые без преследования человеком могут вымереть от голода и холода. И главным образом я отношу это к охоте на выдр, это практически единственный вид охоты (помимо боя быков), где у животного практически нет возможности выжить, так как в отличие от охоты на лис, всё "поле", усыпанное людьми и гончими делает невозможным спасение безвредного хищника, который ведь даже приносит пользу человеку. То, что выдрам удаётся выжить в тех местах, где на них охотятся, свидетельствует об их исключительных умственных способностях, которые иногда оказываются выше (у взрослой особи), чем у большой группы людей и специально дрессированных собак.

Объектом охоты с гончими был голубой или горный заяц, который зимой становится белым, и прежде чем рассказать об этих днях, мне, пожалуй, следует сразу отметить, что я видел от тридцати до сорока убитых зайцев, и все они до единого погибли мгновенно. Челюсти борзой сразу же кусают их за шею и ломают её, и я ни разу не слышал, чтобы заяц хоть бы пискнул. Это резко контрастирует с зайцем, пойманным лисой или орлом, и над этим следует подумать тем, кто осуждает эту охоту в том виде, как я её видел.

То было разношерстное сборище шотландских борзых и собак породы салюки, и в той большой и удобной гостинице, где расположились члены клуба, было значительно больше собак, чем людей. Поутру длинная колонна машин проезжала несколько миль к старому фермерскому дому на голом лугу. Погода была очень холодной, повсюду пятнами лежал снег, и с сумрачного неба он сыпался мелким порошком, который тут же подхватывал резкий восточный ветер. По указанию егеря в красном кафтане ( я не знаю точно, распространяется ли обычай звать красное "рыжим" за пределы охотников на лис), участники разошлись широкой цепью по всему лугу, каждый хозяин вёл своих собак. Джимми Уатт вёл Хейзел, я - Дэрка. Метрах в тридцати перед цепью шел загонщик, тоже в егерской форме, у него были две отборные собаки на специальном двойном поводке, который можно спустить, пошевелив пальцем. Судье нужно быть очень энергичным, так как очки присуждаются каждой собаке не только за скорость и выносливость, но также за участие в добыче совместно с партнёром.