Том Стоппард - Аркадия

Джелаби (вздохнув). Ее сиятельство повстречали ночью госпожу Чейтер.

Септимус. Где?

Джелаби. На пороге комнаты лорда Байрона.

Септимус. А... Кто же из них входил и кто выходил?

Джелаби. Выходила госпожа Чейтер.

Септимус. А где был господин Чейтер?

Джелаби. Пил бренди с капитаном Брайсом. Лакей поддерживал огонь в камине до трех часов по их приказу, сэр. А потом наверху начался скандал и...

Входит леди Крум.

Леди Крум. Ну и ну, господин Ходж!

Септимус. Миледи...

Леди Крум. И вся эта затея - чтобы убить зайца?!

Септимус. Кролика. (Она бросает на него пристальный взгляд.) Да, вы правы. Зайца. Просто он очень похож на кролика.

Джелаби направляется к двери.

Леди Крум. Принесите мой настой.

Джелаби. Слушаюсь, миледи.

Выходит. В руках у леди Крум два прежде незнакомых зрителю письма во вскрытых конвертах. Она бросает их на стол.

Леди Крум. Как вы посмели?!

Септимус. Это мои личные записи, и прочитаны они без разрешения. Вы не можете меня обвинять.

Леди Крум. Письмо адресовано мне!

Септимус. И оставлено в моей комнате. Только в случае моей смерти вы...

Леди Крум. Какой смысл получать любовные письма с того света?

Септимус. Такой же, как с этого. Но второе письмо и вовсе адресовано не вам.

Леди Крум. Право матери - вскрыть письмо, адресованное дочери. Не важно живы вы, умерли или окончательно спятили. С какой стати вы учите ее размешивать рисовый пудинг? Бедняжку постиг такой удар! Смерть близкого человека!

Септимус. Кто-то умер?

Леди Крум. Вы! Вы, идиот вы этакий!

Септимус. А-а, понятно.

Леди Крум. Даже не знаю, какое из ваших сочинений сумасброднее. Один конверт набит рисовым пудингом, другой - скабрезными описаниями различных частей моего тела... Впрочем, одно из двух еще можно вытерпеть.

Септимус. Которое же?

Леди Крум. Хм... Какими бойкими мы становимся на прощанье! Ваш друг уже отбыл восвояси. И потаскушку Чейтершу с муженьком я тоже выставила. И братца моего заодно - за то, что привез их сюда. Таков приговор. Друзей надо выбирать с умом. Иначе - изгнание! Лорд Байрон - негодяй и лицемер. Чем скорее он покинет Англию, тем лучше. Ему под стать только левантийские разбойники.

Септимус. Вижу, это была ночь откровений и расплаты.

Леди Крум. Да. Уж лучше б вы с Чейтером прострелили друг другу головы благопристойно, со всеми церемониями, как подобает в аристократическом доме. А так, господин Ходж, здесь не осталось никаких секретов. Все выплеснулось наружу - среди воплей, клятв, слез... К счастью, мой супруг с раннего детства питает пристрастие к стрельбе и потому давно оглох на одно ухо. А спит на другом.

Септимус. Боюсь, я все-таки не понимаю, что случилось ночью в этом доме.

Леди Крум. Вашу шлюху застали в комнате лорда Байрона.

Септимус. А-а... И кто же ее застал? Господин Чейтер?

Леди Крум. Кто же еще?

Септимус. Простите, мадам, простите великодушно за то, что я ввел в ваш дом моего недостойного друга. Он еще поплатится. Даю слово, я призову его к ответу!

Леди Крум хочет что-то сказать, но в эту минуту входит Джелаби с "настоем". Это оловянный подносик на ножках с чайничком, подвешенным над спиртовкой. Еще на подносике чашка, блюдце и серебряная "корзинка" с сухими травами и чайными листьями. Джелаби ставит подносик на стол и, готовый помочь, остается рядом.

Леди Крум. Я справлюсь.

Джелаби. Хорошо, миледи. (Обращается к Септимусу.) Сэр, вам письмо. Лорд Байрон оставил его у камердинера.

Септимус. Спасибо.

Септимус берет письмо с подноса. Джелаби намеревается уйти. Леди Крум внимательно смотрит на письмо.

Леди Крум. Когда он оставил письмо?

Джелаби. Перед самым отъездом, ваше сиятельство.

Джелаби выходит. Септимус кладет письмо в карман.

Септимус. Позвольте?

Поскольку она не возразила, Септимус наливает ей чай и передает чашку прямо в руки.

Леди Крум. Не знаю, пристойно ли с вашей стороны получать в моем доме письма от персоны, которой от этого дома отказано?

Септимус. В высшей степени непристойно, миледи, совершенно с вами согласен. Бестактность лорда Байрона - неиссякаемый источник огорчения для всех его друзей, к коим отныне себя не причисляю. И я не вскрою этого письма, покуда не последую за его автором, также приговоренный к изгнанию.

Она на мгновение задумывается.

Леди Крум. Того, кто читает письмо, еще можно оправдать. Но написавшему нет прощения!

Септимус. Почему вы не родились в Афинах эпохи Перикла?! Философы и скульпторы передрались бы за каждый ваш час и миг!

Леди Крум (протестующе). Ах, в самом деле?!. (Протестуя уже слабее.) Ах, перестаньте... (Септимус вынимает из кармана письмо Байрона и поджигает уголок от пламени спиртовки.) Перестаньте...

Бумага вспыхивает в руке Септимуса, он роняет ее на оловянный поднос. Письмо сгорает дотла.

Септимус. Ну вот. Письмо лорда Байрона, которое не суждено прочесть ни одной живой душе. Я отправлюсь в изгнание, мадам, как только вы пожелаете.

Леди Крум. В Вест-Индию?

Септимус. Почему именно в Вест-Индию?

Леди Крум. Вслед за Чейтершей. Разве она не сказала вам, куда едет?

Септимус. За время знакомства мы не обменялись и тремя словами.

Леди Крум. Естественно. Она приступает к делу без лишних разговоров. Чейтерша уходит в море с капитаном Брайсом.

Септимус. Бравым матросом?

Леди Крум. Нет. Женой своего мужа. А он взят в экспедицию собирателем растений.

Септимус. Я знал, что он не поэт. Оказывается, его истинное призвание ботаника.

Леди Крум. Он такой же ботаник, как поэт. Братец выложил пятьдесят фунтов, чтобы опубликовать его вирши, а теперь заплатит сто пятьдесят, чтобы Чейтер целый год рвал в Вест-Индии цветочки, а братец с Чейтершей будут собирать ягодки. В постели. Капитан Брайс не остановится ни перед чем. Не моргнув глазом обманет Адмиралтейство, общество Карла Линнея и даже Главного королевского ботаника, сэра Джозефа Бэнкса из Кью-гарден. Брайс неукротим, раз уж воспылал такой страстью.

Септимус. Ее страсть столь же кипуча, но направлена не столь узко.

Леди Крум. У Бога особое чувство юмора. Он обращает наши сердца к тем, кто не имеет на них никакого права.

Септимус. Верно, мадам. (Помолчав.) Но разве господин Чейтер обманывается на ее счет?

Леди Крум. Он упорствует в своем заблуждении. Жену считает добродетельной оттого, что сам готов за эту добродетель драться. А капитан Брайс на ее счет нисколько не заблуждается, но поделать с собой ничего не может. Он готов за эту женщину умереть.

Септимус. Думаю, он предпочел бы, чтобы за нее умер господин Чейтер.

Леди Крум. Честно говоря, я никогда не встречала женщины, достойной дуэли... Но и никакая дуэль не достойна женщины, господин Ходж. Ваше письмо ко мне весьма странно соотносится с вашими шашнями с госпожой Чейтер. Можно произнести или написать слова любви и тут же их предать - такое в моей жизни бывало. Но предать, еще не окунув перо в чернила?! И с кем? С уличной потаскухой! Вы намерены оправдываться?