Чарлз Буковски - Стихи последней ночи на земле

ЧАРЛЗ БУКОВСКИ

СТИХИ ПОСЛЕДНЕЙ НОЧИ НА ЗЕМЛЕ

прогиб

такое чувство

величайший актер наших дней

дни точно бритвы, ночи полны крыс

в темноту и на свет

будьте добры

мужчина с прекрасными глазами

прогиб

как и большинство из вас, я сменил столько работ, что

чувствую себя так, будто меня выпотрошили, а кишки

развеяли по ветру.

мне попадались и неплохие люди на

пути, но и другие

тоже попадались.

однако, когда я думаю обо всех

с кем работал

несмотря на то, что прошло много лет

Карл

приходит на ум

первым.

я вспоминаю Карла: обязанности наши требовали, чтобы мы

оба носили фартуки

завязанные сзади и вокруг

шеи тесемочкой.

я был у Карла подмастерьем.

"у нас легкая работа," сказал

он мне.

каждый день, когда наше начальство одно за другим прибывало

Карл слегка изгибался в талии,

улыбался и с кивком головы

приветствовал каждого: "доброе утро, Д-р Стейн",

или "доброе утро, м-р Дэй", или

миссис Найт или, если дама незамужем

"доброе утро, Лилли" или Бетти или Фрэн.

я никогда

ничего не говорил.

Карла, казалось, это тревожило, и

однажды он отвел меня в сторонку: "эй,

где еще, к ебеней матери ты найдешь

двухчасовой обеденный перерыв, как у

нас?"

"нигде, наверное..."

"ну ладно, о.к., слушай, для таких парней, как мы с тобой,

лучше ничего не придумаешь, это как раз то,

что надо."

я молчал.

"поэтому слушай, сначала жопу им лизать трудно, мне

мне тоже нелегко пришлось привыкать,

но через некоторое время я понял что нет

никакой разницы.

я просто панцирь отрастил.

теперь у меня есть панцирь,

понял?"

я смотрел на него - и точно, он походил на человека с

панцирем, выражение лица у него было как

маска, а глаза ничтожны, пусты и

безмятежны;

я смотрел на истасканную погодой и

битую ракушку.

прошло несколько недель.

ничего не изменилось: Карл кланялся, прогибался и улыбался

непоколебимо, изумительный в своей

роли.

то, что мы смертны, никогда, наверное, не приходило ему

в голову

или то

что нас могут поджидать

работы получше.

я выполнял свою

работу.

затем однажды Карл снова

отвел меня в сторону.

"слушай, со мной о тебе говорил

Д-р Морли."

"ну?"

"он спросил меня, что с тобой

такое."

"что ты ему

ответил?"

"я сказал, что ты еще

молод."

"спасибо."

получив следующий чек, я

уволился

но

мне все-таки

пришлось

в конечном итоге согласиться на другую похожую

работу

и

наблюдая за

новыми Карлами

я в конце концов простил их всех

но не себя:

от смертности человек иногда

становится

странным

почти

ненанимаемым на работу

несносно

высокомерным

никудышним слугой

свободного

предпринимательства.

такое чувство

О.Хаксли умер в 69,

слишком рано для такого

неистового таланта,

а я прочел все его

работы

но на самом деле

Пункт Контрапункт

действительно немного помог

мне пройти через

фабрики и

пьяные богадельни и

неприятственных

дам.

эта

книга

вместе с гамсуновским

Голодом

они помогли

чуть-чуть.

великие книги - это

те что нам

нужны.

я поразился самому

себе за то, что мне понравилась

книга Хаксли

но она действительно вышла

из этакого оголтелого

прекрасного

пессимистического

интеллектуализма,

и когда я впервые

прочел П.К.П.

я жил в

номере гостиницы

с дикой и

ненормальной

алкоголичкой

которая однажды швырнула

Кантос Паунда

в меня

и промазала,

как и они сами

пролетели мимо меня.

я работал

упаковщиком

на заводе осветительных

приборов

и однажды

во время

запоя

сказал этой даме:

"вот, почитай-ка лучше!"

(имея в виду

Пункт Контра

Пункт.)

"а, засунь ее

себе в жопу!" заорала

она

мне.

как бы то ни было, в 69 наверное

рано было Олдосу

Хаксли

помирать.

но я полагаю, что это

так же честно

как смерть

уборщицы

в таком же

возрасте.

просто с

теми, кто

помогает нам

проходить через все это,

и вдруг

весь свет

меркнет, это как бы

выворачивает нутро

а уборщиц, таксистов,

ментов, медсестер, грабителей

банков, попов,

рыбаков, поваров с их жареной картошкой,

жокеев и им

подобных

к

ччрту.

величайший актер наших дней

он все жиреет и жиреет,

почти облысел

осталась только прядка волос

на затылке

которую он перекручивает

и затягивает

резинкой.

у него есть дом в горах

и дом на

островах

и очень немногие вообще его

видят.

некоторые считают его величайшим

актером наших

дней.

у него есть кучка друзей,

очень немного.

с ними его любимое

времяпрепровождение

есть.

бывают редкие случаи, когда его находят

по телефону

обычно

с предложением сыграть

в выдающейся (как ему

говорят)

художественной картине.

он отвечает очень тихим

голосом:

"о нет, я не хочу больше

сниматься ни в каком кино..."

"вам можно прислать

сценарий?"

"ладно..."

потом

от него снова ничего

не слышно

обычно

он и его кучка друзей

вот что

делают после еды

(если ночью прохладно)

пропускают несколько стаканчиков

и смотрят, как сценарии

сгорают

в камине.

или же

после еды (теплыми

вечерами)

после нескольких

стаканчиков

сценарии

вынимаются

заиндевевшие

из

холодильника.

он раздает несколько

штук своим друзьям

несколько оставляет себе

а потом

все вместе

с веранды

они запускают их

как летающие тарелки

далеко

в просторный

каньон

внизу.

потом

все они

возвращаются в дом

зная

инстинктивно

что сценарии

были

дерьмовыми. (по крайней мере,

он это чувствует и

остальные

согласны

с ним.)

там наверху у них

по-настоящему

хороший мир:

заслуженный, само

достаточный

и едва ли

зависимый

от

переменных.

там есть

такая куча времени

чтобы есть

пить

и

ждать смерти

подобно

всем остальные.

дни точно бритвы, ночи полны крыс

будучи очень молодым человеком, я делил время поровну между

барами и библиотеками; как мне удавалось обеспечивать

свои остальные обычные потребности - загадка; короче, я просто не

заморачивался этим слишком сильно

если у меня была книжка или стакан, я не думал чересчур много о

других вещах - дураки творят себе собственный

рай.

в барах я считал себя крутым, крушил предметы, дрался с