Герберт Бейтс - Перевернутый мир

Первый раз мисс Олив Страттон надела разные чулки – один зеленовато-бурый, другой красный такой, с рыжинкой – чисто случайно, когда впопыхах одевалась в сумраке зимнего утра. Это уж потом, при дневном свете, она разобралась, до чего интересно, просто потрясающе смотрятся разные чулки. Не исключено, она поняла, что мужчины теперь будут поглядывать на ее ноги чаще, пристальней и, возможно, с большим удовольствием. Ноги были не ахти, так что не грех постараться всеми силами их приукрасить.

Лицо у нее было тоже ничего особенного. Напоминало, в общем, такую жесткую желтоватую тряпку. Серые глаза, как подбитые, – в темных кругах. Ей из-за этого приходилось носить подсвеченные, дымчато-розовые очки. Черные волосы были тоже жесткие и, честно говоря, были б с проседью, если б и тут не спасала регулярная подсветка.

После своего открытия насчет чулок она так и стала ходить на службу – на одной ноге чулок одного цвета, на Другой – другого. Иногда она надевала синий и зеленый или, скажем, красный и желтый; как-то надела лиловый с коричневым. Один раз даже решилась на зеленый чулок с красной туфлей на одной ноге и красный чулок с зеленой туфлей – на другой. А как-то утром пошла по черной снежной слякоти в сапожках – один белый, другой черный, и перчатки под цвет, но, что называется, в шахматном порядке.

Несмотря на все на это, привлечь серьезный, не беглый мужской интерес к своим ногам ей как-то не удавалось. Ноги по-прежнему им не казались, видимо, ни элегантными, ни соблазнительными. Мужчины, в общем, обходили ее на улице, как городскую сумасшедшую. Так продолжалось несколько недель, пока в одно убийственно холодное, дождливое утро она чуть не опоздала на поезд, мест во втором классе не оказалось, и пришлось ей ехать в первом.

Кроме нее, во всем вагоне был еще только один мужчина, ее примерно возраста, и она сразу же заметила, что он тоже одевался впопыхах. Половина синего галстука была у него под воротничком, а другая торчала поверх него. Тут же ей захотелось, и подмывало все больше, не только указать ему на сам факт, но встать и поправить этот галстук, чтоб было поприятней смотреть.

Борясь с этим желанием, она все перекидывала ногу на ногу – то покажет на несколько минут синее колено, то откроет зеленое. Параллельно она пыталась читать свою «Таймс», но потом поняла, что сосредоточиться невозможно, и отложила газету.

Минуту примерно спустя мужчина кашлянул, наклонился к ней и сказал очень вежливо:

– Простите, нельзя ли попросить у вас «Таймс»? Я не успел купить.

– Ах, конечно. Конечно. Почему же.

– Огромное вам спасибо.

Мисс Страттон вежливо улыбнулась и отдала ему «Таймc». За ту секунду, пока он еще не поднял газету к лицу, она успела снова отметить выползший на воротничок синий галстук и, как дважды два, поняла, что он не женат. Не выпустит ни одна женщина мужа из дому, когда воротник и галстук у него в таком жутком виде.

Взвешивая эту мысль, одновременно размышляя, не стоит ли решиться ему указать на странное положение галстука, она смотрела в окно, за которым черный, голый зимний пейзаж мелькал полями, полями, взмокшими под обложенным тучами небом.

Когда она снова обратила глаза к соседу, они наткнулись на что-то несусветное. Сперва она просто не могла им поверить. Потом посмотрела еще, еще и только после четвертого, долгого взгляда убедилась, что это у нее не разгулялась фантазия.

Он читал «Таймс» абсолютно вверх тормашками.

«Галстук, – подумала она, – это я еще понимаю. Ну, спешил, ну, не заметил. Как у меня с чулками. С каждым может случиться. Но чтоб газету читать вверх тормашками! Нет, это – вообще».

Тут же она поняла, что так нельзя, что с этим надо что-то делать, и она наклонилась к нему и сказала:

– Вы уж меня извините…

– Да?

– Я вот… Я не знаю, вы знаете или нет… вы читаете «Таймс» вверх тормашками.

– Да, я знаю.

Мисс Страттон прямо рот раскрыла от изумления.

– Да, я знаю. Мне так больше нравится.

– То есть вы… но как же… это ведь дико трудно?

– Ничуть. Я уже сто лет так читаю.

– Но это ведь напряженье какое? А не проще обычным способом?

– Так увлекательней. И я к тому же привык.

Он бегло, робко усмехнулся и почему-то напомнил ей белочку.

– Это у меня с детства. Я страшно увлекался разными шифрами и прочее. Знаете, как все мальчишки – переворачиваются слова, опускаются буквы, гласные заменяются на иксы, на игреки. Я стал писать фразы задом наперед, ну, а тут уже один шаг к тому, чтоб читать вверх тормашками.

И опять мисс Страттон от изумления не могла из себя слова выдавить.

– А вот вы сами попробуйте. – Он протянул ей «Таймс». – Это удивительно просто, если, конечно… нет, правда, надо только сосредоточиться.

– Ой, да что вы, да разве я…

– Попробуйте.

Мисс Страттон оглянуться не успела, как он уже сидел Рядом. И они оба держали «Таймc» вверх тормашками.

– Шапку попробуйте. Вот тут.

Полминуты примерно мисс Страттон шарила по газете взглядом из-под дымчато-розовых стекол, как ребенок, первый раз в жизни приступивший к чтению.

– Ничего не разберу. Китайская грамота какая-то.

– Ну. Это же так легко. Тут сказано: «Во Вьетнаме сбиты вертолеты Соединенных Штатов. Партизаны в Южном Вьетнаме понесли тяжелые потери».

– Ой! Ну да! Теперь вижу. Какая же я дура!

– Ничего подобного. Просто тут практика нужна.

Он хохотнул коротеньким звонким смешком, который ужасно понравился мисс Страттон. Ну просто мальчишка.

– Любопытно, что когда так вот читаешь сто лет, обычный способ уже представляется странным.

– Да, конечно, конечно.

– Все зависит от точки зрения. Ведь мир, в сущности, тоже перевернут вверх тормашками, вы не находите?

Тут мисс Страттон тоже рассмеялась и сказала, что, конечно, конечно, и она так находит.

– А знаете, – вдруг опять заговорил он, – вы ведь первая мне указали на то, что я читаю вверх тормашками. Сотни людей в поезде годами смотрят, как я читаю, и хоть бы кто слово сказал. Может, стесняются, а может, считают меня сумасшедшим. Вы меня не считаете сумасшедшим?

– Ой, ну что вы. Что вы.

– Это всего лишь отказ от условностей…

– А с цифрами вы тоже так можете?

– А-а! Цифры – конечно. Я произвожу сложение задом наперед и прочее. Упражнение для ума. Такая гимнастика.

Минут пять или больше поезд еле полз. Чуть нервничая, новый знакомый мисс Страттон вынул из жилетного кармана часы на тоненькой золотой цепочке и глянул на них.

– Так и есть. Опять опаздывает. Форменное безобразие эта линия. На прошлой неделе мы каждый день опаздывали минут на десять, а то и больше.

– Вечером еще хуже.

– Да, конечно. Вы каким ездите? Шесть десять?