Лион Фейхтвангер - Лисы в винограднике

Луи щурился все сильней.

— Можете ли вы разглядеть, месье, прилично ли он одет, ваш доктор Франклин, когда подписывает со мной столь важный договор?

— Кажется, на нем его шуба и меховая шапка, — неуверенно ответил Вержен.

— На нем то платье, в котором он всем нравится, — добавил Морепа.

Луи проворчал:

— За подаренные ему двадцать пять миллионов он мог бы хоть одеться прилично.

Но в словах его прозвучала не столько злоба, сколько печальная покорность.

Он продолжал смотреть, как спускался старый Франклин. Слегка согнув мощную спину, со ступеньки на ступеньку, старик медленно шагал вниз, и гигантская тень его падала на большую, заснеженную, освещенную солнцем лестницу Версаля.

На этом кончается третья и последняя часть романа «Лисы в винограднике», у которого есть и другое название — «Оружие для Америки».

Автор, который заимствует сегодня сюжет из истории, должен быть готов к тому, что многие читатели, даже благожелательные, поймут его только отчасти или даже совсем не поймут.

Прежде бывало иначе. Классическая литература большинства народов обращалась в значительной мере к истории, однако авторам этих книг не приходилось бороться с предубеждениями. Не думаю, чтобы Расина когда-нибудь обвиняли в юдофобстве за то, что он изобразил жестокую иудейскую царицу Аталию, или в юдофильстве — за изображение царицы Эсфири. И когда Шиллер в пору владычества Наполеона в Европе написал «Орлеанскую деву», он не навлек на себя подозрения в том, что ведет пропаганду в пользу императора. Едва ли читатели Гете предполагали, что в «Эгмонте» поэт хотел восславить Голландию, а читатели Шиллера — что драматург создал «Вильгельма Телля», дабы возвеличить Швейцарию.

Но ныне автор исторических произведений обязан считаться с тем, что уже самый выбор народа и эпохи, к которым он относит своих героев и действие, приведет слишком поспешных читателей к ложному выводу. Если, например, в романе изображается американская революция, то одного этого факта уже достаточно для некоторых, чтобы заподозрить писателя в стремлении восславить современную Америку и ее руководителей.

Исторический роман подвергается и другим, менее неуклюжим, но не менее опасным ложным толкованиям. Многие читатели думают, что такой роман должен в приятной и увлекательной манере ознакомить их с историческими фактами, с авантюрными похождениями, показать человеческие качества знаменитых исторических личностей. Если же при этом книга льстит и патриотическим чувствам читателей, тогда они довольны до крайности и ничего большего не желают. Оказавшись в плену случайностей сюжета, они не стараются понять сущность произведения: люди и события заслоняют для них его смысл.

Однако писатель, который берется за серьезный исторический роман, руководствуется иными мотивами. Он знает, что силы, движущие народами, остаются неизменными, с тех пор как существует писаная история. Эти силы определяют современную историю так же, как определяли историю прошлого. Представить эти постоянные, неизменные законы в действии — вот, пожалуй, наивысшая цель, которой может достичь исторический роман. К ней и стремится писатель, который в наши дни работает над серьезным историческим романом. Он хочет изобразить современность. Он ищет в истории не пепел, а пламя. Он хочет заставить себя и читателя через прошлое яснее увидеть настоящее.

Десятки лет меня занимало одно примечательное явление. Столь разные люди, как Бомарше, Вениамин Франклин, Лафайет, Вольтер, Людовик Шестнадцатый, Мария-Антуанетта, — каждый в силу совершенно различных причин, — оказались вынужденными способствовать успеху американской революции и тем самым революции во Франции. Когда Америка Рузвельта вступила в войну против европейского фашизма и поддержала борьбу Советского Союза против Гитлера, для меня стали особенно ясны события восемнадцатого века во Франции, а они, в свою очередь, осветили для меня политические события моего времени. Воодушевленный этим, я отважился приняться за роман «Лисы в винограднике». Я стремился показать, что заставило так много разных людей и групп сознательно, бессознательно и даже против своей воли содействовать прогрессу.

Полагаю, что хотя бы частично я достиг своей цели. Множество читателей ознакомилось с этим романом в переводе, и если одни истолковали его ложно, то другие поняли правильно. Что же касается моих немецких читателей, — большинство из них, я убежден, поймет его правильно.

Они, безусловно, поймут, что герой романа — не Вениамин Франклин и не Бомарше, не король и не Вольтер, а тот невидимый кормчий истории, который был открыт в восемнадцатом столетии, понят, описан и превознесен в девятнадцатом, чтобы в двадцатом быть снова отвергнутым и оклеветанным, — прогресс.

Аристотель учит, что поэзия более подходит для изображения истории, чем наука. Автор романа «Лисы в винограднике», не будучи, правда, приверженцем Аристотеля, разделяет это мнение. Он готов обеими руками подписаться под изречением: «Клио — тоже муза». [126] Клио — в древнегреческой мифологии — муза истории.

Поэтому автор надеется, что всякий непредубежденный читатель найдет в романе ясное изображение тех сил, которые вызвали американскую и французскую революции.

И тот, кто однажды действительно увидит эти силы, тот глубже постигнет и историю нашего горестного и героического времени. Он поймет глубокое изречение Эсхила:

Действие романа Лиона Фейхтвангера «Лисы в винограднике» начинается в 1776 г. За два года до этого королем Франции после смерти своего деда Людовика XV стал двадцатилетний Людовик XVI. Положение в стране было тяжелым. Над ней все еще тяготели последствия Семилетней войны. В этой войне Франция в союзе с Австрией и Россией выступала против Пруссии, которую поддерживала Англия. Война протекала благоприятно для союзников, — главным образом, благодаря успехам русской армии. Но в 1763 г. умерла императрица Елизавета, и вступивший на русский престол Петр III, горячий поклонник прусского короля Фридриха II, заключил с Пруссией мир и союз. В результате вместо ожидаемой победы Франции пришлось испытать горечь поражения. Больше всех выиграла при этом Англия, хотя Пруссию она поддерживала преимущественно деньгами, а сама вела военные действия только в Северной Америке, да и то больше руками союзников-индейцев. По Парижскому договору 1763 г. Франция лишилась почти всех своих американских владений. Ее морскому могуществу и морской торговле был нанесен тяжкий удар. Это еще более ухудшило экономическое положение страны, и так уже стоявшей на краю пропасти. Промышленность и сельское хозяйство пришли в упадок, финансы были в полном расстройстве, а двор и аристократия, не считаясь ни с чем, швыряли деньги на развлечения и удовольствия. Сначала молодой король, пытаясь как-то поправить дело, поддержал реформы своего министра финансов Тюрго, который ввел свободную торговлю хлебом, заменил некоторые натуральные повинности в пользу государства денежными взносами и попытался уничтожить ремесленные цехи и корпорации. Тюрго предполагал ввести в дальнейшем единый поземельный налог, однако его реформы частично переложили бы финансовое бремя с крестьянства на землевладельцев-дворян. Это вызвало недовольство аристократов, и в 1776 г. Тюрго был смещен. Придворная камарилья продолжала веселиться, довершая разорение страны и вызывая все растущую ненависть народа. Недаром роман, в котором выведена целая галерея портретов тогдашней аристократии, называется «Лисы в винограднике». Выражение это, заимствованное из библейской «Песни песней» («Ловите нам лис, лисенят, которые портят виноградники»), примерно соответствует русскому «хорек в курятнике».