Ирвин Шоу - Вершина холма

Трейси надолго замолчала.

– Ты уверен, что это так уж необходимо?

– Нет.

Она засмеялась:

– Тогда дай мне полчаса.

Он поднялся на лифте в свой номер и побрился, стараясь не задевать царапины, но все же достаточно тщательно, чтобы Трейси не подумала, что он совсем без нее одичал. Он принял душ, переоделся, повязал галстук, подаренный Трейси несколько лет назад, – она говорила, что его цвет идет Майклу.

Он спустился в бар; чувство жалости к себе прошло. Отыскав маленький столик, Майкл сказал официанту: «Нас будет двое», – и попросил мартини.

Когда Трейси вошла в зал, мужчины, как обычно, повернули головы в ее сторону, а женщины почувствовали себя уязвленными. Майкл встал, приветствуя жену. Он поцеловал ее в щеку, прохладную после улицы и слегка пахнущую мылом. Ни в лице, ни в одежде Трейси не было ничего, что свидетельствовало бы о проведенном на работе дне, о десятках принятых ею с утра решений, которые могли серьезно повлиять на ее собственную жизнь, а также на жизнь других людей.

Увидев его лицо, она нахмурилась:

– Господи, что с тобой стряслось?

– Я врезался в дерево, – объяснил он, – летал на дельтаплане.

– О, Майкл, – скорбно протянула она, – ты не изменился.

– Я был неосторожен, – сказал он. – Это случайность.

– Случайность, – глухо повторила она. – Все осталось по-старому. Когда ты убьешь себя, мне хотя бы позвонят? Как-никак я твоя жена.

– Я закажу себе собачий ошейник, – раздраженно произнес Майкл, – с надписью: «В случае кончины прошу сообщить моей жене, телефонный номер такой-то». Известие о моей смерти может и не попасть в «Нью-Йорк таймс».

С этого момента вечер был обречен. Майкл пытался развлечь Трейси рассказом об Антуане, упавшем с лестницы, но ее это совсем не интересовало.

– Тебе не идет участвовать в афере, – заметила она, словно без нее Майкл превратился в жулика.

Он не мог рассказать ей ни об Андреасе Хеггенере, ни об Эннабел, первой шлюхе Грин-Холлоу, ни об иске, предъявленном ему за то, что он сломал челюсть человеку, вооруженному ножом. Майкл не мог описать Трейси восторг, охвативший его, когда он мчался вниз по «Черному рыцарю» или лежал в постели с Евой Хеггенер, не мог он и поделиться своими запутанными чувствами к этой женщине или к Дэвиду Калли, сказавшему, что Норма Элсуорт Калли вышла замуж девушкой. Майкл не мог посоветоваться с ней насчет предложения Хеггенера, рассказать о своем отношении к Грин-Холлоу, о том, как Антуан уговорил неопытную молоденькую негритянку выкурить самокрутку с марихуаной, о Джимми Дэвисе, готовом выдать властям Клайда Барлоу, о любителе сигар, старом адвокате мистере Ланкастере, о вечно пьяном полицейском, назвавшем Майкла головорезом, грабителем, лихачом, нарушителем спокойствия и нежелательным элементом. Он не мог поведать Трейси о том, что он по-прежнему готов в любую минуту броситься спасать человека, что по-прежнему любит ее и что его фактически назвали гомосексуалистом и охотником за наследством.

Майкл не в силах был передать ей чувства, охватившие его, когда он увидел через окно сияющий солнечный диск, встающий из-за горных вершин, или когда Хэролд Джонс позволил своей шестнадцатилетней дочери выпить бокал шампанского в день ее первого триумфального выступления в маленьком баре заштатного городка.

Он не мог рассказать ей о своих моментах спокойствия и смятения, о револьвере, спрятанном в ящичке письменного стола, о человеке, угрожавшем убить Майкла, если он обидит его жену.

Брак – это непрерывно движущаяся история, построенная на близости, доверии и взаимопонимании; раздельная жизнь – это тайные сейфы, набитые секретными документами, не подлежащими огласке. Когда он спросил жену, встретила ли она мужчину, который интересовал бы ее, Трейси сухо ответила:

– Ты же знаешь, что я не стану обсуждать эту тему.

Майкла мучительно, безудержно тянуло к ней, но ни одно слово, произнесенное им за вечер, не нашло у Трейси отклика. И по правде говоря, ее слова тоже раздражали Майкла.

Они отправились в ресторан на Шестьдесят шестой улице, где когда-то их отменно кормили и весь персонал относился к ним с теплотой. Но теперь хозяин ресторана сменился, никто не узнал Майкла и Трейси, а еда была отвратительной.

Трейси притягивала его. Отчужденность, возникшая между ними, ощущение, что они стали новыми людьми, – все это только обостряло его чувство. Но и этого Майкл не мог сказать Трейси.

Проводив Трейси до дома, Майкл попросил разрешения подняться, но она ответила:

– Мне не нужен мужчина на одну ночь.

Они не поцеловались на прощание, и ни один из них не спросил, когда они встретятся снова.

Майкл вернулся в гостиницу и выпил виски. Он знал, что сейчас ему не заснуть, хотя он встал рано и проехал за день более трехсот миль. Желание, которое пробудила в нем Трейси, потеряло индивидуальную направленность, Майклу захотелось отомстить жене. Но город, который он знал до встречи с Трейси, изобилующий хорошенькими и доступными девушками, исчез, как Троя, а номера телефонов были погребены под пеплом Помпеи. Внезапно он вспомнил телефон Сьюзен Хартли. Она написала его на листке бумаги и послала ему по почте, уже уехав из Грин-Холлоу. Под цифрами она черкнула: «Воспользуйся им. Сьюзен».

Он плохо удерживал в памяти телефонные номера, но теперь, поздней ночью, после тягостного вечера, проведенного с женой, Майкл ясно вспомнил его и набрал. Он застал Сьюзен дома, в ее голосе не чувствовалось удивления. Она дала ему свой адрес. Сьюзен жила поблизости, и Майкл добрался до нее пешком. Он провел у Сьюзен большую часть ночи и получил от этого удовольствие, если это можно было так назвать. Она оказалась восхитительной женщиной. Антуану это послужит хорошим уроком, подумал Майкл. Перед глазами у него все еще стояло лицо жены, произносящей: «Мне не нужен мужчина на одну ночь». Не в силах заставить себя по-джентльменски остаться у Сьюзен до утра, Майкл сказал, что ему надо рано ехать в Грин-Холлоу. Она не обиделась и промолвила: «Этому суждено было случиться», но не объяснила, что именно имела в виду.

Майкл оделся и пошел в гостиницу, так и не выяснив этого. То ли она хотела сказать, что им суждено было переспать, то ли слова Сьюзен относились к его поспешному уходу. Но теперь это уже не имело никакого значения.

Смертельно уставший, он добрался до кровати. Остаток ночи прошел беспокойно, и впервые за много лет ему приснилась мать.

Майкл встал поздно, чувствуя себя совершенно разбитым, как после пьянки, хотя вечером пил мало. Он позвонил в больницу, но там ему ответили, что мистеру Хеггенеру делают рентгенограмму и позвать его нельзя. Майкл попросил передать, что еще позвонит. Он хотел знать, когда Хеггенера отпустят и его можно будет забрать из клиники.