Эрих Ремарк - Жизнь взаймы

Резко зазвонил телефон. Лилиан услышала взволнованные голоса телефонисток, говоривших по-французски. Она сразу забыла обо всех своих решениях.

— Борис! — закричала она. — Это ты?

— Кто говорит? — спросил чей-то женский голос.

Поколебавшись, Лилиан назвала свое имя. Все хитрости показались ей вдруг глупыми. Через два часа она уедет отсюда, и никто не узнает куда. Смешно не поговорить с Борисом в последний раз.

— Кто это? — повторил тот же голос. Она опять назвала себя.

— Кто?

— Лилиан Дюнкерк.

— Господина Волкова здесь нет. — Голос донесся к Лилиан сквозь шум и потрескивание проводов.

— Кто со мной говорит? Фрау Эшер?

— Нет, фрау Блисс. Фрау Эшер здесь уже больше нет. Господина Волкова здесь тоже нет. Сожалею…

— Подождите, — закричала Лилиан. — Где же он?

Шум в трубке усилился.

— …уехал, — услышала Лилиан.

— Где же он?

— Господин Волков уехал.

— Уехал? Куда?

— Этого я не знаю.

У Лилиан перехватило дыхание.

— С ним что-нибудь случилось? — спросила она.

— Этого я не знаю, мадам. Он уехал. Я не могу вам сказать куда. Сожалею…

Их прервали. Телефонистки опять взволнованно защебетали о чем-то своем по-французски. Лилиан повесила трубку.

ехал, она знала, что понимают под этим словом там, в горах. Так говорили, когда кто-то умирал. Да и куда мог уехать Борис? Экономки его уже тоже не было.

Некоторое время Лилиан сидела неподвижно. А потом встала и спустилась вниз. Она оплатила счет и положила билет в сумочку.

— Пошлите мои вещи на вокзал, — сказала она.

— Уже? — спросил портье с удивлением. — Но ведь до поезда два часа. Еще слишком рано.

— Нет, — сказала Лилиан, — вовсе не рано.

Лилиан сидела на скамейке перед маленьким вокзалом. Смеркалось, кое-где уже загорелись первые огни; в это время дня голое здание вокзала казалось особенно печальным. Загорелые туристы, галдя, прошли мимо Лилиан к поезду на Марсель. Потом к ней подсел американец и произнес целый монолог о красотах Висконсина и о том прискорбном факте, что в Европе невозможно достать прилично зажаренного мяса; бифштексы по-гамбургски и то здесь не умеют делать, даже венские сосиски вкуснее всего в Висконсине.

В голове у нее не было ни одной мысли; она находилась в состоянии полной прострации и сама не знала, чем это вызвано: скорбью, опустошенностью или смирением.

Лилиан увидела собаку, но не узнала ее. Собака огибала площадь, время от времени обнюхивая то одну, то Другую женщину, а потом вдруг остановилась и стремглав кинулась к Лилиан. Американец вскочил.

— Бешеная собака! — заорал он. — Полиция! Пристрелите ее!

Пробежав мимо него, овчарка бросилась к Лилиан. Она прыгнула к ней на грудь и чуть не сбросила ее со скамейки. Она лизала ей руки и норовила лизнуть в лицо. Она так визжала, выла и лаяла, что вокруг Лилиан собрались любопытные.

— Вольф, — растерянно сказала Лилиан. — Как ты сюда попал? Тебя продали?

Собака отскочила от Лилиан и кинулась в толпу, которая сразу же расступилась перед ней. Овчарка подбежала к какому-то человеку, который очень быстро шел по направлению к вокзалу, а потом опять вернулась к Лилиан.

Лилиан встала.

— Борис! — сказала она. — Это ты?

— Вольф тебя нашел, — сказал Волков. — Портье в отеле сообщил мне, что ты уже на вокзале. Еще немного, и мы бы тебя упустили. Не знаю, где бы я тебя потом разыскивал.

— Ты жив, — прошептала Лилиан. — Я звонила тебе. Мне ответили, что ты уехал. Я думала…

— Это была фрау Блисс, моя новая экономка. Фрау Эшер еще раз вышла замуж. — Волков посмотрел на Лилиан. — Я прочел в газетах о том, что случилось; поэтому я и приехал. Я не знал, в каком отеле ты живешь. Но в конце концов все же разыскал тебя. Я не знал также, хочешь ли ты меня видеть.

— И я не знала, хочешь ли ты, — пробормотала Лилиан. — Но главное — ты жив! — повторила она еще раз.

— И я думал так же. Главное — что ты жива! По сравнению с этим все остальное не имеет значения.

— Не имеет значения, — прошептала Лилиан.

— Когда отходит твой поезд?

— Через час. Пусть уходит. Теперь это безразлично.

— Куда ты собралась ехать?

— Сама не знаю. В Цюрих. Это безразлично, Борис.

Волков оглянулся.

— Тогда давай уйдем отсюда. За твоим багажом мы можем послать позже. Переезжай в другой отель. В Антибе я оставил за собой номер. В отеле ю Кап. Я жил там когда-то давно. Ты можешь занять этот номер. Хозяин отеля — мой друг; он даст мне другой. Ну как, отослать туда твой багаж?

Лилиан покачала головой.

— Пусть останется здесь, — сказала она, внезапно приняв решение. — Поезд отходит через час. Уедем. Я не хочу здесь оставаться. А тебе надо обратно.

— Мне не надо обратно, — сказал Волков.

Лилиан взглянула на него.

— Тебе не надо… Ты выздоровел?

— Нет. Но мне не надо обратно. Я могу поехать, куда ты захочешь, Лилиан. И насколько ты захочешь. В любое место.

— Ты?

— Да, я.

— Но…

— Я тебя тогда понимал, — сказал Волков. — О боже, как я понимал, что ты рвешься уехать.

— Почему же ты не уехал со мной?

Волков молчал. Он не хотел напоминать ей, что она тогда говорила.

— А ты поехала бы со мной? — спросил он наконец.

— Нет, Борис. Ты прав. В то время — нет.

— Ты не хотела брать с собой болезнь. Ты хотела убежать от нее.

— Я уже не помню, что было тогда. Может, и так. С тех пор много воды утекло.

— Ты действительно хочешь уехать сегодня?

— Да.

— У тебя спальное место?

— Да, Борис.

— Тебе надо что-нибудь поесть. Это сразу видно. Пойдем в кафе напротив. А я посмотрю, можно ли достать еще один билет.

Они перешли на другую сторону улицы. Волков заказал ей яйца, ветчину и кофе.

— Я пойду опять на вокзал, — сказал он. — А ты сиди здесь. Не убегай.

— Больше я не убегу. Почему об этом думает каждый?

Борис улыбнулся.

— Не так уж плохо, если об этом думают, душка. Значит, хотят, чтобы ты осталась.

Лилиан посмотрела на него. Губы у нее дрожали.

— Не говори так, а то я заплачу.

Волков все еще стоял у столика.

— Ты измучена, вот и все. Поешь. Я почти уверен, что у тебя с утра не было ни крошки во рту.

Лилиан подняла голову.

— Неужели я так плохо выгляжу? — спросила она.

— Нет, душка. Но даже если бы ты выглядела усталой, стоит тебе поспать несколько часов — и все пройдет. Разве ты забыла?

— Да, — сказала Лилиан. — Я многое забыла. Но есть вещи, которые я не забыла.

Она начала есть, но вдруг перестала и вынула зеркальце. Она внимательно разглядывала свое лицо, синие тени под глазами. Что ей сказал врач в Ницце? Еще до того, как настанет лето, а то и раньше… если она будет вести такой же образ жизни. Лето. Здесь уже было лето, но в горах оно наступало поздно. Она еще раз посмотрела на свое лицо, а потом вынула пудреницу и губную помаду.