Чарльз Диккенс - Том 11. Жизнь и приключения Мартина Чезлвита

Он был уверен, что не спал, но ведь глаза могли и обмануть его, ибо теперь, глядя на Джонаса каждый раз, как наступала тьма, он мог представить себе эту фигуру в любом положении, какое подсказывало ему его душевное состояние. С другой стороны, он прекрасно знал, что у Джонаса нет никаких оснований любить его; но если бы даже та пантомима, которую он наблюдал с таким ужасом, была действительностью, а не плодом фантазии, можно было только сказать, что она вполне гармонировала с дьявольским весельем Джонаса и вместе с тем была бессильным выражением его ненависти. «Если бы желание убивало,— подумал мошенник,— я бы недолго прожил».

Он решил, что, после того как Джонас станет не нужен, он взнуздает его железной уздой, а до тех пор всего лучше дать ему волю и предоставить развлекаться, как он хочет, на собственный, хотя и не совсем обычный лад. Терпеть его пока что — не так уж трудно. «Когда удастся получить все что можно,— думал Монтегю,— я улизну за море и там посмеюсь над ним — с деньгами в кармане».

Так размышлял он час за часом, будучи в том душевном состоянии, когда постоянно возвращаются одни и те же мысли, томительно повторяясь; а Джонас тем временем развлекался, как видно отбросив всякие размышления. Они решили, что доедут до Солсбери и отправятся к мистеру Пекснифу утром; и, готовясь обмануть этого достойного человека, его любезный зять веселился и буйствовал еще пуще прежнего.

Ночь проходила, и гром становился тише, но все еще грохотал в отдалении угрюмо и зловеще. Молния, теперь почти безопасная, еще сверкала ярко и часто. Дождь хлестал с такой же силой, как и прежде.

На их несчастье, к тому времени, когда начало светать, на последнем перегоне им попались норовистые лошади. Они еще в конюшне были сильно напуганы грозой, а выйдя на волю в ту мрачную пору между ночью и утром, когда вспышки молнии еще не умерялись рассветом и все предметы на пути казались больше и неопределеннее, чем ночью, совсем перестали слушаться; и вдруг, испугавшись чего-то на краю дороги, бешено понесли вниз по крутому склону, сбросили кучера, подтащили карету к канаве и, рванувшись вперед, с грохотом перевернули ее у края самой канавы.

Путники открыли дверцу кареты и выпрыгнули или, вернее, выпали из нее на землю. Джонас, шатаясь, первый поднялся на ноги. Он чувствовал слабость и сильное головокружение; кое-как добравшись до изгороди, он ухватился за нее и встал, тупо озираясь по сторонам и чувствуя, что все окружающее плывет у него перед глазами. Однако постепенно он пришел в себя и скоро заметил, что Монтегю лежит без чувств посреди дороги, в нескольких шагах от лошадей.

В одно мгновение — словно какой-то демон вдруг вселился в его ослабевшее тело — он подбежал к лошадям и потянул их под уздцы с такой силою, что они неистово забились, при каждом своем движении грозя раздавить лежащего на дороге человека,— еще полминуты и его мозг брызнул бы на мостовую.

Джонас все тянул и дергал лошадей как одержимый, еще пуще раззадоривая их криком.

— Гей! — кричал он.— Гей! Ну же, еще раз! Еще немножко, еще немножко! Эй, вы, дьяволы! Но!

Услышав, что кучер, который успел подняться и спешил к нему, просит его перестать, он как будто совсем потерял голову.

— Пошел! Пошел! — понукал Джонас.

— Ради бога! — кричал ему кучер.— Джентльмен… на дороге… они его убьют!

Вместо ответа Джонас все так же понукал и дергал лошадей. Но кучер, бросившись вперед с опасностью для собственной жизни, спас Монтегю, оттащив его по грязи и лужам в сторону, где опасность уже не грозила ему. После этого он подбежал к Джонасу, ножом они быстро обрезали постромки и, освободив лошадей от разбитой коляски, снова подняли их на ноги, пораненных и окровавленных. Только теперь кучер и Джонас нашли время взглянуть друг на друга, раньше им было не до того.

— Спокойней, спокойней! — вскричал Джонас, дико размахивая руками.— Что бы вы делали без меня?

— Другому джентльмену пришлось бы плохо без меня,— возразил тот, качая головой.— Вам надо было сперва оттащить его. Я уж на нем крест поставил.

— Спокойней, спокойней, нечего каркать! — воскликнул Джонас, громко и резко засмеявшись.— Как вы думаете, не зашибло его?

Оба они повернулись и взглянули на Монтегю. Джонас пробормотал что-то про себя, увидев, что тот сидит под изгородью и бессмысленно водит вокруг глазами.

— Что случилось? — спросил Монтегю.— Кто-нибудь ранен?

— Ей-богу,— сказал Джонас,— как будто нет. Кости целы во всяком случае.

Они подняли Монтегю, и тот попробовал пройтись. Он очень расшибся и сильно дрожал, но, кроме нескольких порезов и синяков, никаких увечий у него не оказалось.

— Порезы и синяки, да? — сказал Джонас.— У всех у нас они есть. Только порезы и синяки, а?

— Еще пять секунд, и я не дал бы шести пенсов за голову этого джентльмена, а у него только синяки и порезы,— заметил кучер.— Когда вам придется еще раз побывать в такой переделке — чего, я надеюсь, не случится,— не тяните за повод упавшую лошадь, если на дороге лежит человек. Второй раз это так не сойдет — вы задавите его насмерть; тем бы и кончилось, если б я не подошел вовремя, это уж как пить дать.

Вместо ответа Джонас выругался и посоветовал ему придержать язык, а также послал его туда, куда он вряд ли отправился бы по собственной охоте. Но Монтегю, который напряженно вслушивался в каждое слово, вдруг перебил разговор восклицанием:

— А где же мальчик?

— Ей-богу, я и позабыл про эту обезьяну,— сказал Джонас.— Куда он девался?

Очень недолгие поиски разрешили этот вопрос. Злополучного мистера Бейли перебросило через живую изгородь, или через калитку, и теперь он лежал на соседнем поле, по всей видимости мертвый.

— Когда я говорил нынче ночью, что лучше бы нам было никуда не ездить,— воскликнул Монтегю,— я наперед знал, что добром не кончится. Посмотрите на мальчика!

— Только и всего? — проворчал Джонас.— Если это по-вашему, дурная примета…

— Как, почему дурная примета? — торопливо спросил Монтегю.— Что вы этим хотите сказать?

— Хочу сказать,— ответил Джонас, наклоняясь над мальчиком,— что, как я слышал, вы ему не отец, и у вас нет никаких причин особенно о нем заботиться. Эй, ты! Поднимайся!

Но мальчик не мог подняться и не подавал никаких признаков жизни, кроме слабого и неровного биения сердца. После недолгих переговоров кучер оседлал ту лошадь, которая пострадала меньше, и взял мальчика на руки, а Монтегю и Джонас, ведя на поводу вторую лошадь и неся вдвоем чемодан, пошли рядом с ним по направлению к Солсбери.

— Вы бы доскакали туда в несколько минут и могли бы прислать нам кого-нибудь на помощь, если бы поторопились,— сказал Джонас.— А ну-ка, рысью!