Чарльз Диккенс - Том 8. Барнеби Радж

Наконец, когда часы пробили два, за входной дверью послышался стук, словно кто-то нечаянно наткнулся на дверной молоток. Мисс Миггс моментально вскочила и, захлопав в ладоши, крикнула, путая со сна духовное с мирским:

— Аллилуйя, мэм! Это стучит Симмун!

— Кто там? — спросил Гейбриэл.

— Я! — крикнул хорошо знакомый голос мистера Тэппертита.

Слесарь отпер дверь и впустил его.

Мистер Тэппертит имел сейчас не очень презентабельный вид: человеку его роста всегда плохо приходится в давке, а так как он к тому же принимал деятельное участие в событиях вчерашнего утра, то одежда его буквально превратилась в лохмотья, шляпа смялась и потеряла всякую форму, а задники башмаков были стоптаны до того, что они напоминали ночные туфли. Кафтан висел на нем клочьями, пряжки с подвязок и башмаков были сорваны, от шарфа на шее осталась только половина, сорочка на груди была разорвана. Однако, несмотря на беспорядок в костюме, на то, что Сим изнемогал от жары и усталости и был весь в грязи и пыли, как в футляре, под которым уже нельзя было различить его естественную оболочку (то есть кожу или облекавшую ее одежду), он вошел в гостиную величавой поступью, с высокомерным видом и, сев в кресло, с мрачным достоинством обозревал все общество, тщетно пытаясь засунуть руки в карманы коротких штанов, вывернутые наружу и болтавшиеся по бокам, словно кисточки.

— Саймон, — начал слесарь серьезным тоном, — что это значит, что ты приходишь домой так поздно ночью да еще в подобном виде? Можешь ты дать мне слово, что не безобразничал на улицах вместе с бунтовщиками? Если можешь, я не стану больше упрекать тебя.

— Сэр, — отвечал мистер Тэппертит, устремив на него презрительный взгляд, — удивляюсь, как это у вас хватает наглости предъявлять мне такие требования.

— Ты пьян, — сказал слесарь.

— Говоря вообще, — возразил Сим с полным самообладанием, — вы лжец, сэр, и в самом оскорбительном смысле этого слова! Но в данном случае вы нечаянно — да, нечаянно, сэр! — сказали правду.

— Марта, — обратился слесарь к жене, сокрушенно качая головой, хотя вид этой торчавшей перед ним нелепой фигуры вызывал невольную улыбку на его открытом лице. — Марта, я все же надеюсь, что этот бедняга не попал в руки тех подлецов и дураков, о которых мы так часто толковали с тобой и которые натворили столько зла. Но если он сегодня ночью был на Уорвик-стрит или Дьюк-стрит, то…

— Он не был ни тут, ни там, сэр, — воскликнул мистер Тэппертит громким голосом и, внезапно перейдя на шепот, повторил, в упор глядя на слесаря: — Не был ни тут, ни там, да!

— Этому я от души рад, — сказал слесарь торжественно,— потому рад, Марта, что если бы он там был и это стало бы известно, то твой Великий Союз оказался бы для него той телегой, в которой человека везут на виселицу. Да, клянусь жизнью, не миновать бы ему болтаться в воздухе!

Миссис Варден ничего не отвечала, ее слишком ужасал вид Саймона и его резко изменившийся тон, и она еще раньше была напугана рассказами о бунте. Она даже не прибегла к своей обычной супружеской тактике. А мисс Миггс — та уже рыдала и ломала руки.

— Да, Гейбриэл Варден, он не был ни на Дьюк-стрит, ни на Уорвик-стрит, — сказал Саймон сурово. — Но он был в Вестминстере. И возможно, сэр, что он там надавал пинков какому-нибудь депутату графства. Быть может, он пустил кровь лорду — да, да, сколько бы вы ни таращили на меня глаза, сэр, а я повторяю — кровь там рекой лилась из носов, и возможно, что я стукнул какого-нибудь лорда. Кто знает? Вот смотрите, — тут он запустил руку в жилетный карман и извлек оттуда большой зуб, при виде которого и Миггс и миссис Варден громко взвизгнули, — это зуб епископа. Так что берегитесь, Гейбриэл Варден!

— Я бы охотно отдал пятьсот фунтов, чтобы ничего этого не было, — с живостью сказал слесарь. — Да понимаешь ли ты, болван, какая тебе грозит опасность?

— Понимаю, сэр, — ответил подмастерье, — и горжусь этим. Я был там у всех на глазах, я стал видным человеком. И готов нести последствия.

Слесарь, не на шутку расстроенный, молча ходил из угла в угол, поглядывая на своего бывшего подмастерья. Наконец, остановившись перед ним, он сказал:

— Ложись, поспи час-другой. Авось, когда проспишься, немного образумишься и пожалеешь о том, что натворил. Если раскаешься, мы постараемся тебя спасти… Разбужу его часов в пять, — обратился Варден к жене, — тогда он успеет привести себя в порядок, добраться до Тауэрской лестницы и с приливом уплывет в Грейвзенд раньше, чем его здесь начнут разыскивать. Оттуда ему легко будет попасть в Кентербери [75], где твой кузен даст ему работу, пока вся эта буря уляжется. Не знаю, хорошо ли я делаю, что спасаю его от заслуженной кары… Но он прожил у нас в доме двенадцать лет, мальчиком еще пришел… и жаль будет, если из-за одного этого злосчастного дня он плохо кончит. Запри входную дверь, Миггс, и, когда пойдешь наверх, смотри, чтобы с улицы не увидели свет. Ну, Саймон, живо в постель!

— Так, по-вашему, сэр, я такой ничтожный подлец, что приму ваше унизительное предложение? — хрипло возразил мистер Тэппертит заплетающимся языком — его медленная речь составляла резкий контраст с живостью и выразительностью слов его доброго хозяина. — После этого вы сами негодяй, сэр.

— Мели что хочешь, Саймон, но ложись скорее, каждая минута дорога! Давай свечу, Миггс.

— Да, да, иди скорее спать! — в один голос взмолились обе женщины.

Мистер Тэппертит встал, оттолкнул стул, чтобы показать, что он в поддержке не нуждается, и, пошатываясь, болтая головой так, словно она не была никак соединена с телом, изрек:

— Вы сказали «Миггс»?.. К черту Миггс, сэр!

— Ах, Симмун! — пролепетала эта девица замирающим голосом. — Ах, мэм! Ах, сэр! Боже милосердный, какой удар!

— И всю вашу компанию к черту! — отрезал мистер Тэппертит, с улыбкой невыразимого презрения взглянув на потрясенную Миггс. — Всех, кроме миссис Варден. Я пришел сюда, сэр, только ради нее. Миссис Варден, вот возьмите эту бумагу. Это охранная грамота, мэм. Она может вам понадобиться.

И он протянул ей грязную, измятую бумажку. Слесарь перехватил ее, развернул и прочел:

— «Надеюсь, что никто из сочувствующих нашему делу не тронет имущества истинных протестантов. Удостоверяю, что владелец этого дома — верный и достойный наш союзник. Джордж Гордон».

— Это еще что? — буркнул слесарь, меняясь в лице.

— Она вам очень и очень пригодится, молодой человек, — отвечал его подмастерье. — Сами увидите! Храните ее как зеницу ока в таком месте, чтобы она была у вас под рукой, как только понадобится. А завтра вечером напишите мелом на двери своего дома «Долой папистов!» и не стирайте эту надпись всю неделю. Вот и все.