Чарльз Диккенс - Том 8. Барнеби Радж

— Полно тебе, Марта, милая, — весело заметил слесарь. — Давайте-ка пить чай и не поминать о пьяных. Здесь их нет, и Джо такой разговор, наверное, неприятен.

В этот критический момент появилась мисс Миггс с гренками.

— Не сомневаюсь, что он неприятен мистеру Джозефу, да и тебе тоже, Варден, — не унималась миссис Варден. — Однако я ни на кого не намекаю, — тут Миггс кашлянула, — что бы я ни думала про себя. — Миггс выразительно фыркнула. — Тебе никогда не понять, Варден, а мистер Уиллет по молодости лет — уж вы меня извините, сэр, — тем более не может понять, как страдает женщина, ожидая дома пьянствующего мужа. Если вы мне не верите — а я знаю, что не верите! — спросите у Миггс, она часто, слишком часто, видит это… Спросите у нее.

— Ах, как ей было худо той ночью! Как худо, сэр! — воскликнула Миггс. — Если бы не ваша ангельская кротость, мэм, вы, наверное, не перенесли бы этого. Уверена, что не перенесли бы.

— Ты кощунствуешь, Миггс, — сказала миссис Варден.

— Прошу прощения, мэм, — визгливо возразила Миггс, — я этого не хотела, и, смею сказать, это не в моем характере, хоть я и простая служанка.

— Напрасно ты возражаешь, — продолжала ее госпожа, с достоинством поглядывая вокруг. — Как смеешь ты сравнивать с ангелами грешных людей? Меня, бедную грешницу? Что такое все мы, смертные? — Тут миссис Варден украдкой погляделась в зеркало и поправила ленту на чепчике. — Черви, ползающие во прахе.

— У меня и в мыслях не было обидеть вас, — сказала Миггс с тайной уверенностью, что ее комплимент возымел свое действие. И, по обыкновению все повышая голос, продолжала: — Не думала я, что вы так истолкуете мои слова. Уж поверьте, я знаю свое ничтожество и презираю и ненавижу себя и всех ближних, как следует истинной христианке.

— Будь любезна, поднимись наверх, — с величественным видом приказала миссис Варден, — посмотри, оделась ли, наконец, Долли, и скажи ей, что заказанный для нее портшез будет здесь через минуту. Если она заставит себя ждать, я его тотчас же отошлю… Я вижу, ты не пьешь чаю, Варден, и вы тоже, мистер Джозеф. Это меня очень огорчает, но, разумеется, глупо было ожидать, что вам приятна семейная обстановка и общество женщин.

Местоимение, употребленное во множественном числе, показывало, что это язвительное замечание относится к обоим мужчинам, а между тем оба его вовсе не заслуживали, ибо слесарь уписывал завтрак весьма добросовестно, пока жена не испортила ему аппетит, а Джо общество обитательниц этого дома (во всяком случае — некоторых из них) доставляло радость, с какой ничто не могло сравниться.

Но Джо не успел ничего сказать в свою защиту, так как в эту минуту в комнату влетела Долли, и он онемел от восторга. Никогда еще Долли не была так хороша, как сейчас, когда появилась во всем блеске и очаровании своей юности. Очарование еще во сто раз увеличивал ее наряд, который чрезвычайно шел к ней, и тысяча уловок невинного кокетства, которые ни одна женщина не умела с большей грацией пускать в ход. Долли вся сияла в радостном ожидании предстоящего бала.

Проклятый бал! Невозможно передать, как Джо ненавидел этот бал и всех, кто будет там окружать Долли!

И она почти не смотрела на него — да, едва удостоила взглядом! А когда увидела в открытую дверь, что в мастерскую внесли портшез, захлопала в ладоши — видно, очень уж торопилась уйти. Джо подставил ей плечо — это было все-таки некоторым утешением! — и помог усесться. Каково было видеть Долли в портшезе, ее глаза, сиявшие ярче алмазов, ее ручку — несомненно самую красивую ручку на свете, — свесившуюся через опущенное окно, и мизинец, приподнятый так задорно, словно он удивлялся, почему Джо не схватит и не поцелует его! Каково было знать, что скромные подснежники, которые так украсили бы ее изящный корсаж, валяются где-то за окном, и видеть физиономию Миггс, на которой словно написано, что уж ей-то, Миггс, известно, какими средствами достигается все это очарование, известна тайна каждого шнурка, каждой булавки, крючка и петельки: все это даже наполовину не то, чем кажется, и она, Миггс, если бы постаралась, могла бы выглядеть ничуть не хуже этой девчонки! Каково было услышать восхитительный легкий крик Долли, когда портшез был поднят на шестах, увидеть в последний раз (мимолетное, но незабываемое зрелище!) ее смеющееся счастливое личико! Какое мученье и вместе с тем — какое блаженство! Даже в носильщиках, которые унесли Долли на улицу, Джо готов был видеть счастливых соперников.

Казалось невероятным, что за столь короткое время в комнате все может так перемениться, как переменилось в столовой, куда они, проводив Долли, вернулись допивать чай. Здесь стало так пусто и уныло! До чего же глупо, бессмысленно сидеть здесь, когда она танцует на балу, а вокруг нее уйма поклонников, и все увиваются за ней, обожают ее, все от нее без ума и хотят жениться на ней!.. А ты сиди тут и томись от скуки, да еще вдобавок Миггс торчит перед глазами все время. Если сравнить ее с Долли, то существование этой особы, самый факт ее рождения на свет кажется какой-то непостижимой насмешкой судьбы.

Конечно, в таком настроении поддерживать разговор было немыслимо, и Джо молча помешивал ложечкой свой чай, размышляя о всех достоинствах дочки слесаря.

Варден, тоже притих. Зато его супруга, как только заметила мрачное настроение обоих, стала весела и разговорчива — такова была особенность ее довольно непостоянного нрава.

— Должно быть, у меня очень жизнерадостный характер, если я еще могу, несмотря ни на что, сохранять хорошее расположение духа, — объявила она, улыбаясь. — Понять не могу, как мне это удается.

— Ах, мэм, — вздохнула Миггс. — Извините, что я вмешиваюсь, но я все-таки скажу: на свете мало таких женщин, как вы.

— Убери со стола, Миггс, — сказала миссис Варден, вставая. — Убери все, пожалуйста, а я пойду к себе. Чувствую, что я здесь только мешаю, и хочу, чтобы все веселились без стеснения, так что мне лучше уйти.

— Нет, нет, Марта, не уходи! — воскликнул слесарь. — Право, нам будет очень жаль, если ты уйдешь. Не так ли, Джо?

Джо встрепенулся и сказал:

— Ну, конечно.

— Спасибо, Варден, друг мой, — возразила супруга. — Но я лучше знаю твои вкусы. Табак и пиво или. водка тебе гораздо приятнее моего общества. Где мне с ними соперничать! Так что, дорогой мой, я уж лучше пойду к себе наверх и посижу у окна. До свиданья, мистер Джозеф, очень рада была повидать вас, сожалею только, что не смогла угостить вас чем-нибудь, что вам больше по вкусу. Кланяйтесь вашему отцу и передайте ему, пожалуйста, что, если он когда-нибудь заглянет к нам, у меня будет с ним серьезный разговор. Прощайте!

Все это было сказано самым любезным тоном, после чего достойная дама, сделав реверанс, полный величавой снисходительности, удалилась.