Висенте Бласко Ибаньес - Конкистадор

Фернандо и Лусеро вновь поселились в своем доме, и один новый друг частенько их там навещал. Этим другом стал известный штурман сеньор Хуан де ла Коса, который как и большинство моряков оставил свою семью в Испании, а потому стремился к общению с молодой парой, нередко ужиная с ними.

Провизия, доставленная из Испании, с каждым днем все больше портилась, и ее становилось все меньше; однако Лусеро, обладая природным умением приспособиться к окружающим условиям, научилась у индейских женщин готовить местную пищу.

Они с Куэвасом уже привыкли к хлебу из маниоки и жареной кукурузе. Первыми из колонистов попробовали игуану – ящерицу, которая вызывала ужас у испанцев, но очень ценилась среди богатых индейцев. Лусеро готовила на индейский манер и некоторых других четвероногих из скудной фауны острова, а одна старая индианка помогала ей в стряпне.

Хуан де ла Коса, воспользовавшись своими привилегиями главного штурмана, раздобыл на складе бочонок вина, самый ценный и желанный товар среди колонистов. И после их ужинов на свежем воздухе, на полянке за хижиной, служившей двором, он рассказывал о событиях своего недавнего плавания под командованием адмирала.

Эта экспедиция сделала лишь одно открытие – остров, который позднее назовут Ямайкой.

– Большую часть плавания мы прошли, исследуя южное побережье Кубы, и адмирал все больше и больше приходил к выводу, что это – континент, крайняя точка Азии, у оконечности которой он надеялся обнаружить пролив Золотого Херсонеса [8] Колумб рассчитывал найти у оконечности Кубы то, что сейчас мы называем Малаккским проливом, и его крупнейший порт Сингапур. – Прим. авт . . Он убедил себя в этом вплоть до того, что если он найдет этот пролив в конце Кубы, то, следуя по нему дальше, в конце концов обогнет Африку и сделает оборот вокруг земли, и короли Испании поразятся, увидев его прибывающим с востока.

Через переводчика он жадно выпытывал у местных индейцев на Кубе, знают ли они что-нибудь о Великом Хане. Одни не понимали его; другие, в стремлении продемонстрировать, что индейцы знают все, указывали далеко-далеко на запад и рассказывали об одетых в белые длинные туники людях, прибывающих оттуда на лодках [9] Эти сведения, без сомнения, относились к коренному населению Юкатана и Мексики, пользовавшемуся известностью. – Прим. авт. .

Все это подпитывало необоснованные убеждения Колумба в том, что он плывет в направлении больших азиатских городов, где правит «царь царей». Индейцы упоминали о богатых землях в глубине, называемых Мангон, и это название наполняло адмирала радостью. Без всякого сомнения, это был Маньгуй, самая богатая провинция царства Великого Хана.

Эти химеры овладели и его моряками. Один из них после разведки в кубинских джунглях с воплями в испуге прибежал на корабль. В тропической чаще он заметил процессию мужчин, с головы до пят закутанных в белое, подобно монахам.

Увидеть одетых мужчин в этом мире нагих людей было сродни явлению чуда. Но напрасно исследовал адмирал тропические заросли в надежде столкнуться с группой посланцев могущественного азиатского монарха. Хуан де ла Коса подозревал, что простодушный моряк, сбитый с толку рассеянным светом и таинственной атмосферой джунглей, принял за белых монахов какой-нибудь вид гигантских журавлей, вышагивающих среди деревьев в поисках пищи.

– Три наших маленьких корабля, – продолжил штурман, – уже дали течь и требовали ремонта. Разумнее было вернуться обратно на Эспаньолу. Однако перед возвращением адмирал потребовал от всех нас официальное свидетельство, чтобы потом, в Испании, он мог опровергнуть мнения всех тех мореплавателей и ученых мужей, которые подвергают сомнению открытие им восточной Азии и выдвигают безрассудные предположения, что открытые им земли – совершенно новый мир.

Дальше Хуан де ла Коса продолжал свои рассказы с определенной долей иронии.

К этому времени они уже проплыли триста тридцать пять лиг вдоль побережья Кубы, и поэтому адмиралу казалось невероятным, что остров может быть столь протяженным.

– Он отправил нотариуса флотилии в сопровождении четырех свидетелей на каждый из трех кораблей, чтобы тот опросил всех членов экипажей, от капитанов до юнг, есть ли у них сомнения в том, что Куба – континент, а не остров, что именно отсюда начинается настоящая Индия, а двигаясь дальше вдоль побережья, можно достичь цивилизованных стран, то есть владений Великого Хана… И каждый, вплоть до последнего слуги-уборщика, торжественно заявил, что Куба является не островом, а частью Азии.

Произнеся это, Хуан де ла Коса слегка улыбнулся. Пять лет спустя, когда уже в Кадисе он будет составлять свою знаменитую карту – первую карту будущей Америки – на ней он обозначит Кубу как остров, в то время как Колумб и его сторонники будут продолжать верить в то, что это – одна из оконечностей Азии.

– Нотариус, – продолжил штурман, – всех заставил подписаться, указав в нижней части документа, что те, кто позже откажется от своих слов и будет утверждать, что Куба – остров, заплатят штраф в десять тысяч мараведи в случае, если это капитан или штурман, или получат сто плетей и раскаленное железо на язык, если это простой матрос, юнга или слуга.

Таким было стандартное наказание за лжесвидетельство.

Хуан де ла Коса не знал, что, если бы в тот момент, когда нотариус прибыл на корабль заверять их показания, какой-нибудь юнга вдруг поднялся на мачту, то увидел бы западную оконечность Кубы, а сразу за ней – открытое море. Адмирал потребовал этих свидетельств ровно в тот момент, когда ему оставалось не больше двух дней плавания, чтобы обогнуть крайнюю точку острова. И тогда бы он не закончил свою жизнь в убеждении, что Куба – это то ли начало, то ли конец азиатского континента.

Хуан де ла Коса описывал красоту целой россыпи мелких островков, которым Колумб дал название Королевский Сад.

– Я предлагал адмиралу продолжать плавание дальше на запад до какого-нибудь богатого и известного порта из множества тех, которые должны были быть в Империи Великого Хана, но Колумба внезапно атаковала какая-то болезнь, лишив его зрения, памяти и погрузив в глубокую летаргию, похожую на смерть.

Тогда знаменитый штурман взял на себя управление флотилией и вернулся в Ла-Изабеллу, где Колумба в полном беспамятстве вынесли с корабля на носилках. Первое, что увидел Колумб, придя в сознание и открыв глаза, было лицо его брата Бартоломео. Относительный комфорт его каменного дома и общение с братом, который, казалось, поделился с ним своей энергией и силой характера, вернули адмиралу утраченную бодрость.

Сопротивление Каонабо – вот что в данный момент беспокоило его больше всего. Гуанакари прибыл с визитом к Колумбу, несмотря на своё необъяснимое бегство, и дал понять, что остальные касики нападают на него, поскольку он не присоединился к их конфедерации против белых. На самом же деле он не хотел связывать себя обещаниями ни с теми, ни с другими до тех пор, пока не увидит, кто возьмет верх.