Чарльз Диккенс - Том 7. Лавка древностей

Мистер Свивеллер с торжественной медлительностью стащил с себя спортивную куртку, облачился в полуфрак, снял шляпу с вешалки, сунул письмо в карман и удалился. Немедленно вслед за его уходом поднялась с места и мисс Салли; она сладко улыбнулась брату (он кивнул ей, щелкнув себя пальцем по носу) и тоже покинула контору.

Оставшись в одиночестве, Самсон Брасс распахнул настежь дверь, уселся за стол как раз напротив нее, так чтобы держать под наблюдением лестницу и прихожую, и начал бойко, с величайшим усердием писать, одновременно напевая отнюдь не мелодичным голосом какие-то обрывки музыкальных фраз, которые, по-видимому, имели непосредственное отношение к союзу церкви и государства, ибо они представляли собой мешанину из вечерних псалмов и гимна «Боже храни короля».

И так стряпчий с улицы Бевис-Маркс сидел, писал и напевал себе под нос довольно долго, лишь изредка отрываясь от своего занятия, чтобы прислушаться с вороватым видом, не идет ли кто, и после каждой такой паузы принимался напевать все громче и громче, а водить пером все медленнее и медленнее. Наконец дверь в комнате жильца отворилась и снова захлопнулась, и кто-то стал спускаться по лестнице. Тогда он бросил писать и запел во весь голос, не выпуская пера из рук, покачивая головой из стороны в сторону и улыбаясь ангельской улыбкой, с видом человека, совершенно упоенного музыкой.

К этому трогательному зрелищу ступеньки и сладкие звуки и привели Кита, после чего мистер Брасс пение свое прекратил, но улыбаться не бросил и, усиленно закивав головой, помахал пером в воздухе.

— Кит! — сказал мистер Брасс приятнейшим голосом.— Ну, как поживаешь?

Кит, несколько оробевший в присутствии этого новоявленного благожелателя, ответил как полагается и взялся за ручку двери, но мистер Брасс негромко подозвал его к себе.

— Не уходи, Кит, прошу тебя,— проговорил стряпчий таинственным и в то же время деловым тоном.— Вернись, будь так любезен. Ах! Боже мой, боже! — продолжал он, поднимаясь с табуретки и становясь спиной к камину.— Смотрю я на тебя, Кит, и вспоминаю одно нежное личико, милее которого мне и видеть не приходилось. Ты ведь прибегал туда раза два, когда мы описывали у них имущество. Ах, Кит, дорогой Кит! Людям нашего ремесла частенько приходится выполнять такие тяжелые обязанности, что ты нам не завидуй,— нечему тут завидовать.

— Я не завидую, сэр,— сказал Кит,— хотя не мне судить о вашем ремесле.

— В чем состоит наше единственное утешение, Кит? — продолжал стряпчий, в глубокой задумчивости глядя на него.— В том, что если мы не в силах предотвратить бурю, то все же смягчаем ее, так сказать, умеряем ее порывы, гибельные для стриженых овечек.

«Вот уж правда, стриженые овечки! — подумал Кит.— Наголо остриженные!» — но вслух он ничего не сказал.

— По тому делу, Кит, о котором я сейчас упомянул, мне пришлось выдержать бой с мистером Квилпом, чтобы добиться для них кое-каких послаблений (ведь мистер Квилп — человек суровый). Я мог лишиться клиента, но вид страждущей добродетели вдохновил меня, и победа осталась за мной.

«А он, верно, не такой уж плохой человек»,— подумал простодушный Кит, глядя, как стряпчий жует губами, словно борясь с нахлынувшими на него чувствами.

— Я уважаю тебя, Кит,— взволнованно проговорил Брасс.— Я помню, как ты себя вел в те дни, и с тех пор уважаю тебя, хотя положение ты занимаешь невысокое и живешь в бедности. Но я смотрю не на жилет — мне важно сердце. Клетчатый жилет — это решетка, а сердце — пташка, что томится за ней. Но сколько есть таких пташек, которые постоянно — чуть что, меняют оперение и клюют своих ближних, просовывая клювик между прутьями!

Восприняв этот поэтический образ, как прямой намек на свой собственный клетчатый жилет, Кит окончательно растрогался, чему немало способствовали также выражение лица и голос мистера Брасса, ибо он разглагольствовал с видом кроткого, отрешившегося от земной суеты пустынника, и ему не хватало только вервия на его рыжем сюртуке да черепа на камине, чтобы окончательно закрепиться на этом поприще.

— Н-да,— протянул Самсон, улыбаясь мягкой улыбкой добрячка, снисходящего к слабостям — своим, а может быть, и чужим.— Однако мы с тобой отвлеклись. Вот, будь любезен, возьми это.— И он показал на две монеты по полукроне каждая, которые лежали на столе.

Кит взглянул на них, потом на Самсона и замялся.

— Это тебе,— сказал Брасс.

— От кого?

— От кого, неважно,— ответил стряпчий.— Ну, допустим, от меня. У нас наверху живут чудаковатые друзья, Кит, и лишние вопросы, лишние разговоры совсем не нужны. Ты ведь сам все понимаешь. Бери деньги, и дело с концом, и, между нами говоря, они, по-моему, не последние,— ты еще не раз будешь кое-что получать здесь. До свидания, Кит, до свидания!

Рассыпаясь в благодарностях и не переставая упрекать себя за то, что дурно думал о человеке, который, как выяснилось при первом же разговоре с ним, совсем того не заслуживал, Кит взял деньги со стола и поспешил домой. А мистер Брасс так и остался проветриваться у горящего камина и сразу же возобновил свои вокальные упражнения и ангельские улыбки.

— Можно войти? — спросила мисс Салли, выглянув из-за двери.

— Прошу, прошу! — крикнул ей братец.

— Кхэ? — вопросительно кашлянула мисс Брасс.

— Да,— ответил Самсон.— Могу доложить, что дело идет на лад.

Предчувствия мистера Чакстера и гнев, которые они пробуждали в нем, имели под собой некоторые основания. Он оказался прав — дружба, зародившаяся между одиноким джентльменом и мистером Гарлендом, не только не охлаждалась, но день ото дня крепла и расцветала. Они часто виделись и поддерживали постоянную связь друг с другом, а за последнее время, когда одинокий джентльмен немного прихворнул, что, вероятно, было вызвано разочарованием и волнениями, которые ему недавно пришлось перенести, их переписка и встречи еще более участились, и на улицу Бевис-Маркс чуть ли не ежедневно приезжал кто-нибудь из обитателей коттеджа «Авель» в Финчли.

К этому времени пони, окончательно оставив всякое притворство и не считая больше нужным ни кривить душой, ни церемониться, наотрез отказывался подчиняться кому-либо, кроме Кита, так что, кто бы ни приезжал к одинокому джентльмену — сам ли мистер Гарленд или мистер Авель, Кит неизменно сопутствовал им. Тому же Киту по роду его службы приходилось доставлять сюда письма и выполнять другие поручения, и следовательно, пока одинокий джентльмен болел, он появлялся на улице Бевис-Маркс почти каждое утро с регулярностью почтальона.

Мистер Самсон Брасс, который, видимо, имел какие-то основания быть начеку, скоро научился издали распознавать рысцу пони и стук колес маленького фаэтона. Лишь только эти звуки достигали его слуха, он немедленно бросал перо и принимался ликующе потирать руки.