Чарльз Диккенс - Том 7. Лавка древностей

— Надеюсь, что кухмистер тоже удовлетворится малым и что срок ожидания для него не затянется,— заметил Трент.— Впрочем, как я подозреваю, расплатиться тебе вечем.

— Я скоро отправлюсь в город и загляну к нему по дороге,— ответил Дик, многозначительно подмигнув приятелю.— Слуга как хочет, а с меня взятки гладки. Обед съеден, Фред, и дело с концом!

Слуга, очевидно, тоже усвоил эту бесспорную истину, ибо, вернувшись за посудой и получив от своего клиента вместо денег величественно-небрежное обещание заглянуть в кухмистерскую и рассчитаться с хозяином, он заметно пал духом и понес черт те что, вроде «уплата сразу после доставки» и «в кредит не отпускаем», но в конце концов был вынужден удовлетвориться вопросом, когда именно джентльмен соизволит зайти, так как ему бы хотелось быть в это время на месте, поскольку ответственность за отварную говядину, гарнир и прочее лежит лично на нем. Мистер Свивеллер, перебрав в уме все свои дела, ответил, что его следует ждать от шести без двух минут и до семи минут седьмого. Слуга удалился с этим слабым утешением, а Ричард Свивеллер вынул из кармана засаленную записную книжку и стал что-то строчить в ней.

— Боишься, как бы не забыть про визит в кухмистерскую? — с ядовитой усмешкой спросил Трент.

— Ты не угадал, Фред,— ответил неуязвимый Ричард, деловито продолжая писать.— Я заношу в эту книжечку названия улиц, на которых мне нельзя показываться до закрытия лавок. Сегодняшний обед исключает для меня Лонг-Эйкр. На прошлой неделе я купил пару башмаков на Грэйт-Квин-стрит,— следовательно, там прохода тоже нет. На Стрэнд я могу теперь выйти только одним переулком, но предстоящая покупка пары перчаток преградит мне и этот путь. Скоро совсем некуда будет податься, и если уважаемая тетушка не пришлет мне денег в течение этого месяца, я буду вынужден делать крюк мили в три за черту города только для того, чтобы перейти с тротуара на тротуар.

— А она не подведет тебя? — спросил Трент.

— Надеюсь, что нет,— ответил мистер Свивеллер.— Но чтобы разжалобить ее, раньше требовалось в среднем около шести покаянных писем, а теперь мы дошли уже до восьми, и никакого толку. Завтра утром сочиню еще одно. Надо будет насажать на него как можно больше клякс и для пущей убедительности опрыскать водой из перечницы. «Мысли мои путаются, и я сам не знаю, что пишу…» — клякса. «Если бы вы видели меня сейчас! Видели, как горько оплакиваю я свою беспутную жизнь…» — перечница. «Рука моя дрожит при одной только мысли…» — тут еще клякса. Если и это не подействует, тогда мне крышка!

Закончив свои записи, мистер Свивеллер сунул карандаш в книжечку, захлопнул ее, и выражение лица у него стало крайне серьезное и сосредоточенное. Трент вспомнил, что ему надо сходить куда-то по делу, и Ричард Свивеллер вскоре остался наедине с искрометным вином, а также со своими мыслями, имевшими самое близкое касательство к мисс Софи Уэклс.

— Все-таки это очень неожиданно,— говорил себе Дик, с глубокомысленным видом покачивая головой и, по обыкновению, пересыпая свою речь стихами, точно это была проза, затараторившая скороговоркой.— Когда сердце истерзано злою тоской [21] Когда сердце истерзано злою тоской… — несколько измененная строка одной из песенок комедии Джона Гея (1685—1732) «Опера нищего» (1728). — лишь увижу мисс Уэклс, снимет все как рукой. Прелестная девица! Она как роза, роза красная цветет в моем саду [22] Она как роза, роза красная цветет в моем саду… — парафраз из стихотворения Роберта Бернса «Моя любовь подобна красной розе». , что совершенно бесспорно. Кроме того, она как песенка, с которой в путь иду. Н-да! Неожиданно! Правда, бить отбой сразу, ради этой сестренки Фреда, нет никакой необходимости, но заходить слишком далеко тоже не годится. Нет! Если уж бить отбой, так нечего откладывать в долгий ящик. Во-первых, как бы не пришлось отвечать за нарушение матримониальных обещаний; во-вторых, Софи может подыскать себе другого жениха; в-третьих… нет, в-третьих отставить, но все-таки осторожность никогда не мешает.

Эта невысказанная до конца мысль касалась возможности, в которой Ричард Свивеллер не хотел признаться даже самому себе: возможности подпасть под чары мисс Уэклс, в какую-нибудь неосторожную минуту навсегда связать с ней свою судьбу и тем самым погубить заманчивый план, который так пришелся ему по душе. Поэтому он решил безотлагательно поссориться с мисс Уэклс и, перебрав в уме различные предлоги для ссоры, остановился на беспричинной ревности. Стакан то и дело ходил у него из правой руки в левую и обратно, что должно было помочь ему как можно тоньше сыграть задуманную роль. Обсудив, наконец, этот важный вопрос, он навел на себя лоск, весьма незначительный, и отправился к обиталищу очаровательного предмета своих мечтаний.

Обиталище это находилось в Челси [23] Челси — в то время пригород Лондона; в настоящее время один из районов города. , так как мисс Софи Уэклс проживала там со своей вдовой матушкой и двумя сестрами и совместно с ними содержала скромную школу для юных особ столь же скромных размеров, о чем близлежащие кварталы оповещались при помощи овальной дощечки над окном первого этажа, разукрашенной затейливыми росчерками и гласившей: «Семинария для девиц», что и подтверждалось каждое утро между половиной десятого и десятью то одной, то другой девицей самого нежного возраста, стоявшей на цыпочках на железном скребке у порога и тщетно пытавшейся дотянуться букварем до дверного молотка. Педагогические обязанности распределялись в этом учебном заведении следующим образом: грамматика, сочинения, география и гимнастические упражнения с гирями — мисс Мелисса Уэклс; письмо, арифметика, танцы, музыка и искусство очаровывать — мисс Софи Уэклс; вышивание, мережка, строчка и метка белья — мисс Джейн Уэклс; телесные наказания, наложение поста и прочие пытки и ужасы — миссис Уэклс. Мисс Мелисса Уэклс была старшая дочка, мисс Софи средняя, а мисс Джейн младшая. Мисс Мелисса, вероятно, встретила и проводила на своем веку весен тридцать пять, не меньше, и уже клонилась к осени; мисс Софи была свеженькая веселая толстушка двадцати лет, а мисс Джейн только-только пошел семнадцатый год. Миссис Уэклс, даме достойнейшей, но несколько ядовитой, перевалило за шестьдесят.

Вот к этой-то «Семинарии для девиц» и поспешил Ричард Свивеллер, исполненный намерений, пагубных для душевного покоя прелестной Софи; а она, в платье девственной белизны, с одной лишь красной розой у корсажа, встретила его в самый разгар изысканных — чтобы не сказать пышных — приготовлений к открытию бала. О том, что торжественная минута близка, свидетельствовало все: и расставленные в зале маленькие цветочные горшочки, обычно стоявшие снаружи на подоконнике, если не считать ветреных дней, когда их сносило во двор; и шеренга школьниц, коим было дозволено украсить своим присутствием бал; и кудряшки мисс Джейн Уэклс, проходившей весь вчерашний день с волосами, туго закрученными в папильотки из желтой афиши; и, наконец, величественная осанка самой матроны и ее старшей дочери,— причем последнее показалось мистеру Свивеллеру несколько необычным, но особого впечатления на него не произвело.