Константин Станюкович - История одной жизни

– Не приставай к ней, Антошка… У них тут этого нельзя! – вступился «граф». – Ну, садись около нас, Анюта… Рассказывай, как живешь… Хорошо тебе тут?.. Да вот возьми гостинца.

– Очень хорошо… Благодарю за гостинец, Александр Иваныч.

– Ой, врешь, Анютка! – проговорил Антошка. – Ничего тут у вас нет хорошего…

– Зачем я буду лгать? Лгать грешно!.. – выговорила Анютка словно затверженный урок и снова посмотрела на надзирательницу.

– Да ты не бойся этой рыжемордой, Анютка… Чего ты все на нее смотришь?.. Она не услышит…

– Она все слышит, – почти шепотом произнесла девочка.

– И бьет? – так же тихо спрашивал Антошка.

– У нас не бьют! – с обиженным видом сказала Анютка.

– Не бьют? – удивился Антошка. – Значит, порют.

– И не порют.

– А как же у вас наказывают?

– Без обеда наказывают… Одну в комнате оставляют… Заставляют молитвы читать…

– И тебя так наказывали? – допрашивал Антошка.

– Нет… я хорошо себя веду; меня редко наказывают.

– А кормят хорошо? Сыта по крайней мере? – спросил «граф».

– Хорошо… Только в постные дни не очень… Только вы об этом никому не говорите, а то достанется! – опять шепотом проговорила Анютка.

– Кому ж я буду говорить, дурочка! – ласково шепнул «граф» и, поглядев с грустной улыбкой на Анютку, прибавил: – Ну и дрессирует же здесь вас, бедненьких, моя кузина…

– Какая кузина?

– Да княгиня Моравская.

Анютка широко раскрыла глаза и, видимо, не поверила, чтобы княгиня Моравская могла быть кузиной господину, который запанибрата с Антошкой.

Однако она промолчала.

– Она часто бывает у вас?

– Часто. В неделю два раза.

– И вы любите ее?

– Как же не любить? Она наша благодетельница. Мы за нее каждый день молимся.

– Гм… Похвально… Похвально! Кто же это заставляет вас за нее молиться? – спрашивал «граф».

– Начальница.

– Эх, кузина… кузина! – прошептал сквозь зубы «граф», и по его губам скользнула ироническая улыбка.

«А ведь тоже думает, что вырывает людей из когтей порока!» – пронеслось у него в голове.

Они поговорили еще с Анюткой с четверть часа, и говорить больше решительно было не о чем. И Анютка, видимо успевшая заслужить себе реноме благонравной девочки и боявшаяся надзирательницы, не особенно охотно отвечала на щекотливые вопросы, а больше бросала украдкой быстрые и жадные взгляды прежней Анютки на корзинку с гостинцами.

– Ну прощай, Анюта, – промолвил «граф», целуя девочку. – Бледненькая ты очень… Это нехорошо… Здорова?

– Я, слава богу, здорова…

– Даже и «слава богу»!.. – усмехнулся словно бы про себя «граф». – Да… скоро тут вас обрабатывают… Будь здорова, девочка.

Антошка потряс руку Анютки.

Они поднялись и хотели было уходить, как вдруг двери приемной стремительно распахнулись, в них показалась в форменном картузе голова испуганного швейцара, который громко крикнул: «Ее сиятельство!» – и в то же мгновение скрылся.

Сидевший неподвижно «аршин» в темном платье вскочил точно ужаленный и бросился через приемную к выходу, крикнув посетителям: «Встаньте!» Какая-то девочка убежала за начальницей.

В приемной воцарилась мертвая тишина. Все поднялись со своих мест.

Только один «граф» как-то особенно плотно уселся на скамейку и заложил нога на ногу, расположившись в самой непринужденной позе. Однако он был, видимо, взволнован предстоящей встречей с кузиной – она его встречала на улице года три тому назад и могла легко узнать – и нервно оправлял волосы и свою седую подстриженную бородку…

– Господин! Встаньте… Княгиня сейчас идет! – кинула ему на ходу пролетевшая начальница.

Но «граф» продолжал сидеть к ужасу Анютки и к удивлению всех присутствовавших.

Распахнулись двери, и в приемной появилась княгиня и тихо пошла, оглядывая в pince-nez публику и ласково кивая в ответ на поклоны посетителей и низкие книксены девочек.

И начальница и «аршин», следовавшие за княгиней, давно делали знаки «графу», чтоб он встал, но он как будто не замечал их и взглядывал на княгиню.

«Однако сохранилась. До сих пор и свежа и хороша… Видно, режим помогает!» – подумал Александр Иванович.

– Садитесь, прошу вас, садитесь! – говорила между тем княгиня своим низковатым контральто, обращаясь к посетителям и останавливаясь около девочек, чтобы потрепать их по щечкам, далеко не похожим на ее румяные пышные щеки. – А это к кому пришел этот господин? – обратилась княгиня к начальнице, заметив сидящего посетителя.

– К Анюте Бастрюковой…

– Я и не знала, что ее кто-нибудь навещает… Родной?

– Кажется, нет, княгиня… Этот господин приходит с мальчиком, знакомым Анюте…

Чуть-чуть шелестя платьем, княгиня направилась к Анютке.

Когда княгиня приблизилась, «граф» поднялся.

– Ну, как ты поживаешь, Анюта?.. Надеюсь, хорошо?.. И ведешь себя хорошо? – спрашивала княгиня, трепля своею белой пухлой рукой девочку.

– Анюта одна из лучших девочек… И учится прекрасно.

– Спасибо тебе, девочка… Радуешь ты меня…

Княгиня уже давно взглядывала на «графа» и не узнавала в этом представительном, прилично одетом господине с изысканными манерами того обтрепанного нищего в порыжелой шляпе, которого несколько раз встречала на улице. В чертах этого господина, по-видимому бывавшего в обществе, она припоминала что-то хорошо и близко знакомое когда-то раньше и досадовала, что не могла припомнить.

Взгляд, нечаянно скользнувший по Антошке, которого княгиня сразу узнала, несмотря на его костюм, мгновенно напомнил ей и прежнего ее поклонника, красавца улана Шурку, и несчастного отверженца, писавшего ей письма с просьбами трех рублей. Оба эти лица почему-то слились в одном представлении.

Она еще раз взглянула на «графа», который не спускал с нее своих темных, чуть-чуть насмешливо улыбающихся глаз, и после нескольких секунд колебания, слегка смутившаяся, обратилась к Опольеву, и предусмотрительно на английском языке, уверенная, что этого языка никто не поймет:

– Я вас совсем не узнала. Очень рада встретиться с вами и видеть вас бодрым и здоровым… В последнее время я так много слышала о вас от Нины! – подчеркнула она и протянула руку.

В голосе княгини звучала участливая нотка.

– Меня не мудрено не узнать… А вас я сейчас узнал… Вы так мало переменились с тех пор, как я имел честь встречаться с вами еще тогда… в обществе! – с рыцарской любезностью отвечал когда-то светский донжуан, почтительно пожимая руку княгине и склоняя свою седую кудрявую голову по всем правилам хорошо воспитанного светского человека прежних времен.

И по-английски он не разучился говорить.

– Ну и я постарела. Годы идут и не возвращаются! – промолвила княгиня, чуть-чуть краснея.