Автор неизвестен - Замок Альберта, или Движущийся скелет

Тогда исступление Альберта вышло из границ; он бросился из комнаты, испуская пронзительные вопли, и бежал для приготовления пытки; но представьте всю чрезмерность удивления его и радости, когда у самых дверей темницы встречает он Гильдегарду, стремящуюся в объятия его.

Здесь, читатель, должно остановиться. Дадим время отцу и дочери ко изъявлению взаимных восторгов своих. После ужасной сцены, которой были свидетелями, нужно духу некоторое успокоение, чтоб лучше насладиться приятнейшим явлением.

— Не мечта ли это? — вскричал Альберт, коль скоро первые движения радости его успокоились. — Ты ли это, дочь моя? Тебя ли прижимаю к сердцу своему?

Гильдегарда держала отца в своих объятиях, лобызала руки его, орошая их сладостными слезами, изображающими излияние сердечной нежности.

Между тем, как Гильдегарда и отец ее наслаждались радостными восторгами, гнусный Губерт изрыгал тьмы злословий; зрелище, пред ним предстоящее, составляло несноснейшее для него мучение. Альберт и его дочь, будучи заняты друг другом, казалось, почти не примечали его присутствия. Все окружающие внимали с участием взаимным их вопросам и ответам, и забвенный ото всех Губерт тщетно изъявлял бешенство свое: даже не слыхали звука его цепей.

— Какое благодетельное Божество возвратило тебя родителю твоему? — спросил Альберт у своей дочери.

— Так, батюшка, так, сам Бог сжалился над вашею дочерью и в самую ужасную минуту ниспослал ей помощь неожидаемую и сверхъестественную. Видите сего варвара? он стремился погубить меня, и непременно бы в том успел, ежели бы один призрак (ибо нельзя другим образом его назвать) не исторг меня из его рук.

В продолжение той ночи, когда посещали вы опустелое отделение замка, о чем я узнала после, граф введен был в мою комнату одною моею служанкою, которая, конечно, была от него подкуплена. Впустивши его, вышла она и заперла дверь. Долгое время недостойный мой дядя говорил мне непонятным для меня образом, потому что и в мысль мою не входило, чтоб он мог возыметь столь гнусные виды. Не желаю вам наскучить подробным описанием его поступков, скажу только, что я отвечала ему прежде шутками, а потом принуждена была рассердиться. Будучи в удивлении и оскорбившись его неожидаемым приходом в мою комнату в такое необычайное время, приказывала ему выйти. Он пошел к дверям, и я уже надеялась от него избавиться, но это для того только, чтоб запереть их на замок, а ключ положил к себе в карман. Потом возвратился ко мне, и просил себя выслушать, но я не токмо что не была в состоянии внимать ему, но даже от страха не могла кричать. Ах, батюшка, сколько я страдала, вообразив, что, будучи столь отдаленна, тщетно буду призывать к себе на помощь! Между тем, как ужас держал в оковах язык мой, граф продолжал свои дерзкие разговоры. Наконец собрала я столько сил, чтоб просить его в другой раз оставить меня в покое, но вместо того он подвинулся ко мне еще ближе. Увы! откуда должна была ожидать помощи? Он начал угрожать, а я стала кричать изо всех сил, хотя и не чаяла быть ни от кого услышанною. Уже сие чудовище меня схватило, и погибель моя казалась неизбежною, как вдруг один голос вскричал позади нас: «Остановись, несчастный, взирай на меня и трепещи!»

Граф содрогнулся, выпустил меня и, оборотясь, увидел пред собою человека в полном вооружении с обнаженным мечом. Сия фигура приблизилась, и дядя мой упал в обморок, вскричав: «Это граф Рихард!»

«Встань, чудовище, и выдь отсюда, — сказал ему мой избавитель. — Ты приступаешь еще к новым злодеяниям, но знай, что я всюду за тобою последую, и Гильдегарда находится под моим покровительством».

Граф, пораженный сими словами, вынул ключ от моей комнаты и скрылся. Вооруженный призрак поднял деревянную расписанную панель, которая совершенно уподоблялась стене, и вывел меня с собою, увещевая ничего не опасаться; но я от страха едва могла держаться на ногах, и не в силах была идти.

«Гильдегарда, — сказал мне мой проводник, — вы здесь не в безопасности; положитесь на меня, я удалю вас и сокрою от всяких покушений».

Он взял меня за руку, и я последовала за ним. Мы шли чрез множество темных проходов, сходили по многим лестницам, так что силы мои совершенно истощились, пока достигли комнаты, уподобляющейся монастырской келье. Тут он меня оставил; одна старая женщина принесла мне пищи и ночевала со мною; но на все мои вопросы отвечала только: «Будьте спокойны, любезная Гильдегарда, небеса вам покровительствуют и не умедлят все обнаружить».

Но я и забыла, что она отвечала на один мой вопрос. Я спросила ее, не случилось ли чего с вами, и где вы находитесь? Она отвечала, что вы занимаетесь осматриванием опустевшего отделения замка и скоро окажете правосудие виновным.

Сей ответ, успокоивши меня несколько, усугубил мое любопытство. «Уведомьте меня, ради Бога, — сказала я ей, — человек или привидение приспело ко мне на помощь в то время, когда ниоткуда ее не ожидала?» Она села и начала смеяться. Сего утра вооруженный призрак пришел опять, повел меня теми же проходами, говоря, что намерен отдать в ваши руки, но наперед имел предосторожность завязать мне платком глаза, что я без прекословия ему позволила, будучи ободрена его поступками, и вскоре очутилась в соседственном отсюда отделении. Он просил подождать себя несколько времени и не открывать глаз, на что я согласилась. Чрез четверть часа он вошел и сам развязал мой платок. «Вы видите отсюда, — сказал он мне, — эту отворенную дверь, подите в нее и продолжайте идти чрез все растворенные комнаты, доколе не услышите голоса вашего родителя, и не опасайтесь, хотя в то же время признаете голос Рихарда, потому что его уже страшиться нечего». Вот, батюшка, как я с вами была разлучена, и опять достигла благополучно ваших объятий.

Освобожденный от всех беспокойств в рассуждении своей дочери, Альберт не мог умерить восторгов радости своей. Жестокость, несвойственная его характеру, истребилась из сердца, и он чувствовал к графу одно только презрение.

— Этот негодяй, — говорил он Гильдегарде, — забавлялся мучением моим, уверяя, что имеет тебя в своей власти.

— Забудем о том, он сам теперь находится в наших руках, — сказал Гримоальд, взиравший на сию сцену в молчании.

— Неправда, он в моих руках, — возразил настоящий граф, покрытый кирасами, который вошел тогда в комнату и приблизился к Губерту.

— О Небо! это мой ангел-хранитель, — вскричала Гильдегарда, схватив и лобызая его руку, покрытую перчаткою.

Сие явление возымело совсем противное действие над Губертом; он повергся в стенании на свою циновку и закрыл руками лицо, закутывая голову епанчою.