Михаил Булгаков - Весь Булгаков [litres; сборник]

– Совершенно верно, – подтвердил секретарь и добавил: – До чего вы умны, Амос Федорович, даже неприятно!

– Ну, вот видишь. Стало быть, перед нами задача, как эту гидру пьянства истребить.

– Трудное дело, – вздохнул секретарь, – как ее, проклятую, истребишь?

– Нужно, друг! Не беспокойся: я вырву наших транспортников из когтей пьянства и порока, чего бы мне это ни стоило! Уж я придумаю.

– Вас на это взять, – льстиво сказал секретарь, – вы хитрый.

– Вот то-то.

И, сев думать, председатель подумал каких-нибудь 16 часов, но зато придумал изумительную штуку.

Через несколько дней во всех погребках, пивных и тому подобных влажных заведениях появилось объявление:

«Хозяева, имейте в виду, что транспортники не кредитоспособны. Так чтоб им ничего не отпускать».

Эффект получился, действительно, неожиданный.

– Здравствуй.

– Здравствуй, – хмуро ответил хозяин.

– Чего ж это у тебя такая кислая физия? Ну-ка сооруди нам две парочки.

– Нету парочек.

– Как нету? Ну, ты что, очумел?

– Ничего я не очумел. Деньги покажи.

– Ты смеешься, что ли? Завтра жалованье получу, отдам.

– Нет. Может быть, у тебя никакого жалованья нету.

– Ты спятил?.. У меня нету?! Да ты что, меня не знаешь?

– Очень хорошо знаю. Ты не кредитоспособный.

– А вот я как тебе по уху дам за эти слова…

– Ухо в покое оставь. Читай надпись…

Транспортник прочитал – и окаменел…

– Бутылочку пива!

– А вы кто?

– Тю! Не узнал. Помощник начальника станции.

– Тогда нету пива.

– Как нету, а это что в корзинах?

– Это касторка.

– Да что ты врешь. Вот двое твоей касторки напились, песни поют.

– Это не такие.

– Какие ж они?

– Они почище. Древообделочники.

– Ах ты, гадюка! Какое же ты имеешь право нас, транспортников, оскорблять…

– Объявление прочитайте.

– Здравствуй, Абрам. Материю принес. Сшей ты, мой друг, мне штаны.

– Деньги вперед.

– Какие деньги? У тебя ж объявление висит: «Членам союза широкий кредит».

– Это не таким членам. Транспортникам – шиш с маслом.

– Пач-чему???

– А вон ваш председатель развесил объявление в пивнушках…

– Манька! Беги в лавочку, возьми керосину на книжку… Ну, что?

– Хи-хи. Не дают.

– Как не дают?

– Так говорят: транспортникам, говорят, не даем. Они, говорят, не способны…

– Дай, Федос Петрович, пятерку до среды, в субботу отдам.

– Не дам…

– На каком основании отказываешь лучшему другу?

– Ты не кредитоспособный.

Через две недели по всей территории учкпрофсожа стоял вой транспортников. И неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы из дорпрофсожа не прислали в учкпрофсож письмо:

«Дорогой Амос Федорович! Уберите ваши объявления, к свиньям. Против пьянства они не помогают, а только жизнь портят.

Смутился Амос Федорович и объявления снял.

В день работницы, каковой празднуем каждогодно марта восьмого дня, растворилась дверь избы-читальни, что в деревне Лака-Тыжма, находящейся под благосклонным шефством Казанской дороги, и впустила в избу-читальню местного санитарного фельдшера (назовем его, хотя бы, Иван Иванович).

Если бы не то обстоятельство, что в день 8 марта никакой сознательный гражданин не может появиться пьяным, да еще на доклад, да еще в избу-читальню, если бы не то обстоятельство, что фельдшер Иван Иванович, как хорошо известно, в рот не берет спиртного, – можно было бы побиться об заклад, что фельдшер целиком и полностью пьян.

Глаза его походили на две сургучные пробки с сороковок русской горькой, и температура у фельдшера была не свыше 30 градусов. И до того ударило в избе спиртом, что председатель собрания курение прекратил и предоставил слово Ивану Ивановичу в таких выражениях:

– Слово для доклада по поводу Международного дня работницы предоставляется Ивану Ивановичу.

Иван Иванович, исполненный алкогольного достоинства, за третьим разом взял приступом эстраду и доложил такое:

– Прежде чем говорить о Международном дне, скажем несколько слов о венерических болезнях!

Вступление это имело полный успех: наступило могильное молчание, и в нем лопнула электрическая лампа.

– Да-с… Дорогие мои международные работницы, – продолжал фельдшер, тяжело отдуваясь, – вот я вижу ваши личики передо мной в количестве 80 штук…

– Сорока, – удивленно сказал председатель, глянув в контрольный лист.

– Сорока? Тем хуже… То есть лучше, – продолжал оратор, – жаль мне вас, дорогие мои девушки и дамы… Пардон!.. Женщины… Ибо чем меньше населения в данной области, как показывает статистика, тем менее заболеваний венерическими болезнями, и наоборот. И в частности сифилисом… Этим ужасающим бичом для пролетариата, не щадящим никого… Знаете ли вы, что такое сифилис?

– Иван Иванович! – воскликнул председатель.

– Помолчи минутку. Не перебивай меня. Сифилис, – затяжным образом, икая, говорил оратор, – штука, которую схватить чрезвычайно легко! Вы тут сидите и думаете, что, может быть, вы застрахованы? (Тут фельдшер зловеще засмеялся…) Хм!.. Шиш с маслом. Вот тут какая-нибудь девушка ходит в красной повязке, радуется, Восьмые, там, марты всякие и тому подобное, а потом женится и, глядишь, станет умываться в один прекрасный день… сморкнется – и хлоп! Нос в умывальнике, а вместо носа, простите за выражение, дыра!

Гул прошел по всем рядам, и одна из работниц, совершенно белая, вышла за дверь.

– Иван Иванович! – воскликнул председатель.

– Виноват. Мне поручено, я и говорю. Вы думаете, что, может, невинность вас спасет? Го-го-го!.. Да и много ли среди вас неви…

– Иван Иванович!!. – воскликнул председатель.

Еще две работницы ушли, оглянувшись в ужасе на эстраду.

– Придете вы, например, сюда; ну, скажем, бак с кипяченой водой… То да се … Жарко, понятное дело, – расстегивая раскисший воротничок, продолжал оратор, – сейчас, понятное дело, к кружке… Над вами «Не пейте сырой воды» и тому подобные плакаты Коминтерна, а перед вами сифилитик пил, со своей губой… Ну, скажем, наш же председатель…

Председатель без слов завыл.

20 работниц с отвращением вытерли губы платками, а кто их не имел – подолами.

– Чего ты воешь? – спросил фельдшер у председателя.

– Я никаким сифилисом не болел!! – закричал председатель и стал совершенно такой, как клюква.

– Чудак… Я к примеру говорю… Ну, скажем, она, – и фельдшер указал трясущимся пальцем куда-то в первый ряд, который весь и опустел, шурша юбками.

– Когда женщина 8-го Марта… достигает половой, извините за выражение, зрелости, – пел с кафедры оратор, которого все больше развозило в духоте, – что она себе думает?..