Илья Штемлер - Архив

– Упрощаешь, – усмехнулся Гальперин. – Но если глядеть в корень, то верно.

– Верно, верно, командор… Но обидно другое, – Аркадий вновь забегал по комнате, – лично я ем все, что сумею достать в магазине, а свиные сосиски – так это верх удачи. И в смысле обрезания, как тебе известно, я проскочил, не дался… Так за что я страдаю, папаша? А? Почему начальник отдела кадров так ерепенился, когда брал меня на работу, спустя две с половиной тысячи лет после исхода из Египта, в одна тысяча шестьдесят пятом году нашей эры, а? На должность техника с окладом в восемьдесят пять рублей. Меня, инженера с высшим образованием. Ерепенился, не хотел брать. И взял лишь, когда вмешался заслуженный генерал и депутат, отец моего закадычного дружка, христианина и комсомольца Сережки Зацепина. А? И, кстати, этот начальник по кадрам оказался впоследствии довольно безобидным малым. Он сказал мне как-то в столовке, когда мы ели с ним на пару свиные котлеты: «Убей меня, брат Аркаша, не пойму – какого хрена они рекомендовали мне воздержаться брать на службу людей вашей национальности!» На что я ему ответил: «Понимаешь, брат… Это называется «интернациональная политика». Я не против слова «интернациональная», меня настораживает слово «политика». В этом слове весь кукиш». Хорошо мы тогда посидели в столовке. А когда я защитил диссертацию, начальник по кадрам первым меня поздравил. «Видишь, Аркадий Ильич, не ущемили тебя, верно? Дали кандидата». На что я ему ответил: «Все дело в том, что ты это заметил, понимаешь? Заметил, что не ущемили. Другой бы прошел мимо, не обратил внимания – защитил и защитил. А ты человек внимательный – за-ме-тил, что не ущемили. Вот где корень!» Обиделся кадровик. Ну, сказал, Аркаша. с тобой ни встать, ни лечь! Потом отошел, выпил, полез целоваться. Все путем!

Гальперин был рад, что Ксения оставила на виду все банки и свертки, привезенные из Уфы, можно угостить сына. Перед уходом она так и наказала – угости Аркадия, пусть не думает, что ты сирота.

Аркадий и впрямь удивился изобилию. Он наблюдал, как отец расставляет на столе всю эту вкуснятину, и думал, что наверняка старик вспомнил свой старый промысел и поддел на крючок какого-нибудь новоявленного Журдена. Он так и сказал:

– С уловом тебя, командор! Судя по меню, у тебя в клиентах начальник общепита какого-нибудь Нижне-сопливска, который спит и видит себя доктором пищевых наук.

– Ошибся, сын мой, – пасторским тоном ответил Гальперин. – Скорее всего это похоже на объедки исполкомовской столовки, куда меня впустили как-то по ошибке, без всякого спецпропуска.

Аркадий засмеялся, шутка соответствовала настроению. Он не стал вдаваться в подробности, подсел, придвинул тарелку и огляделся, выбирая, с чего начать.

– Рекомендую. Мясо по-башкирски, – подсказал Гальперин. – Возможно, и конина. Но не нам с тобой привередничать, рыцарям пирожков и сосисок. Вперед, холостая рота! По коням! – и Гальперин со смаком поддел вилкой кусок бурого мяса. – А вкусно…

Аркадий согласно кивнул. Кажется, отец увиливает от разговора, но Аркадий добирался с другого конца города не ужинать. – Поехали, отец. Ничего хорошего тебя тут не ждет, поверь мне. Я моложе тебя, вижу зорче, без предрассудков, в которых увязло твое поколение.

– Ну что ты заладил?! – рассердился Гальперин. – Все он видит, все он знает… Приводит в пример какого-то начальника отдела кадров, а генерала, отца своего приятеля Сережи, нет, – Гальперин нервничал, и мысли его сейчас метались.

Аркадий откинулся на спинку стула и посмотрел на отца с подчеркнутой усмешкой.

– Запомнил, отец, я того генерала. Спасибо ему, – ответил Аркадий. – Генерал меня тогда крепко озадачил. Он не удивился тому, что произошло, не возмутился. Он лишь выразил желание по-деловому помочь другу своего сына. И не более того… Хорошо! И впрямь со мной ни встань, ни ляг… Однообразен я, сам себе надоел, – Аркадий угрюмо умолк.

Жалость сдавила сердце Гальперина. Рядом сидел его сын. Умный, красивый, смелый молодой мужчина. С тоской в глазах… Конечно, он прав во многом. Какие придут мысли, если в газетах появляются статейки, пронизанные таким антисемитизмом, что оторопь берет. И это в одна тысяча девятьсот восемьдесят втором году. Кто-кто, а Гальперин знал историю, были времена куда страшнее для его народа. Но буря начинается с ветерка. Или это следствие традиционной черты евреев – видеть будущее в мрачном свете? Как в библейской истории, когда горные тени принимали за вражескую армию? В глубине души Гальперин не верил в бурю, он верил в разум…

– Кстати, о генералах, – произнес Гальперин. – В шестнадцатом году жандармский генерал Курлов предлагал проект спасения России от революции. Срочно провести аграрную реформу и предоставить равноправие евреям. Ну, с аграрной реформой понятно – страна, в которой две трети населения крестьяне: получив землю, они успокоятся и не пойдут в революцию. А с евреями… Он предлагал привлечь на сторону правительства талантливые энергичные силы, тем самым лишить сил оппозицию. Кроме того, равноправие снимало массу сложностей в промышленности и банковском деле. Появилась бы возможность выдвигать в правление, минуя процентную норму. Многие русские промышленники и банкиры приняли проект генерала…

– И чем он кончил, этот генерал? – перебил Аркадий без всякого интереса.

– При Временном правительстве его посадили, большевики выпустили. Он эмигрировал и умер за границей. Кажется, так.

– Большевики выпустили? – оживился Аркадий. – Ай да генерал!

– А что? – набычился Гальперин. – Все ты хочешь как-то… Черт тебя знает. Да! Выпустили. И тебя вот выпускают.

– Ну, пока не выпускают. Еще я собираю документы. Еще мне все предстоит. Есть разные примеры, командор. Надо погадать на ромашке – выпустят, оставят, посадят… Кстати, как там? Заверят в архиве твою подпись?

– Заверят, заверят. Не беспокойся, – в душе Гальперина повеяло холодком. – Поезжай к кисельным берегам. Если найдешь на карте это… государство. Я дам тебе лупу, помогу.

– Найду и без лупы, – бросил Аркадий. – А не найду, подскажут. Слава богу, хватит доброхотов. Тысячи лет подсказывают. Огнем и мечом… И ничего не смогли поделать. Из пепла поднялись. И как поднялись! Думаешь, всех возмущает экспансия сотни километров бросовых арабских земель? Ах, какие мы радетели! Пустое все это… Сами завязли в Афганистане, третий год воюем, и неизвестно, чем закончим… Нет, больше всего бесит сам факт существования Израиля… Как это так? Мы первыми их признали, эту фитюльку, а они нас и слушать не хотят? Как это так?! Да кто поднял хвост? Евреи?! Ладно уж они в науках да в искусстве зады свои еврейские просиживают, черт с ними! Но – воины? Да как они посмели? Одна из лучших армий мира?! Жидовня чертова. И впрямь возомнили себя пейсатые избранным народом! Обхохочешься! Мы, понимаешь, чтобы выиграть войну, поначалу подпустили врага чуть ли не к столице, а в былые годы и вовсе сдали столицу французам… А они? Который год нахальничают на чужой территории. И, главное, давно бы закончили игру, наглецы, коли бы не великие государства…