Геннадий Толмачев - Ради смеха, или Кандидат индустриальных наук [Повести, юмористические рассказы, фельетоны]

— Ку-ре-ке, — улыбнулась Оля. — Дядюшка Куреке.

— Видишь, как просто. Но если человек неуважительный, глухой к старшим, он может глупость сказать. — Глаза Куреке озорно блеснули. — Знаешь, как мне однажды сказали? Дедушка Кукарек. А я ему говорю: почему Кукарек? Я ведь не петух.

Гость, судя по всему, любил над собой подтрунивать и был доволен, когда его шутки вызывали смех.

— Веселый вы человек, дядюшка Куреке, — сказала Оля и поняла, что ей удалось начисто прогнать горечь от предыдущего визита.

— Ты сейчас будешь смеяться, дочка, когда узнаешь, зачем я пришел.

— Я думаю, что вы агитатор.

— Ошибаешься, дочка.

— Из домоуправления?

Куреке издал цыкающий звук, который на всех языках мира обозначал бы «нет».

— Тогда… — ей не хотелось в это верить, потому что старик ей был очень симпатичен.

— Ты объявление писала в газету? — спросил Куреке.

— Да-к вы что — жених? — не очень приветливо спросила Оля.

— Я не жених, — ответил он и, чтобы весомей прозвучала следующая фраза, сделал паузу. И потом: — Но я пришел за невестой.

— Какая чепуха!

— Не торопись, дочка. Это не чепуха. Я пришел за невестой для моего сына.

— Час от часу не легче. А где сам жених? Почему он не пришел?

Старик вдруг потупился, морщинистой рукой стал разглаживать скатерть и, наконец, собравшись с мыслями, глухо проговорил:

— Ты не обижайся, дочка, на Куреке. Я всегда говорил правду. И я сейчас скажу правду. Он у… жены.

— У какой жены? — в два голоса спросили Нина Васильевна и Оля.

— У своей жены.

Оля ладонью ударила по столу и вскочила с дивана.

— Да-к какого же… Мама, я скоро чокнусь с этими женихами! Разбирайся с ними сама! Все! — И Оля стремглав выскочила на кухню.

— Как нехорошо получилось, — сказала Нина Васильевна, и нельзя было понять, кого она осуждает.

— Нехорошо, — сразу согласился Куреке. — Вас, простите…

— Нина Васильевна.

— Рахмет. Горе у меня, Нина Васильевна. Большое горе. Было у меня четыре сына. Джигиты. Двое погибли на фронте. Нурлан умер мальчиком. И вот остался один сын. Тридцать шесть лет ему. Жена у него есть. А беда у них такая, что нету детей. Двенадцать лет нету и, врачи сказали, не будет. Как же так: мне умирать скоро, а я не видел внуков. Чем прогневал я аллаха?.. Да, Нина Васильевна, чуть не забыл! Ваша дочка знакома с моим Адильбеком. Они на пароходе за границу ездили. И фотокарточка у него есть. Других фотокарточек нет, а вашей дочки есть. Почему бы это, а?

— Кто их разберет, нынешнюю молодежь?!

— Это ваша дочка молодая. А у моего сына и седые волосы появились. Да вы, может, его знаете. Он большим начальником в районе работает. Начальник, а детей нет.

— И все-таки странно, Куреке: почему он сам не пришел?

— Гордый он.

— Ой ли? — усмехнулась Нина. Васильевна.

Куреке внимательно посмотрел на хозяйку и покачал головой.

— Умный вы человек, Нина Васильевна! — просто сказал он. — Когда Адильбек прочитал газету, он не поверил, что ваша дочка написала туда. Она, говорит, и без газеты каждый день женихам отказывает. Иди, говорит, отец, узнай она ли это. Вот я и пришел. Приветливая у тебя дочка, Нина Васильевна. Хорошей матерью и хозяйкой будет. Мамина дочка.

— Мамина дочка, — задумчиво повторила Нина Васильевна, отгоняя случайно забредшие воспоминания.

— Я что хочу сказать, — почему-то громче обычного сказал Куреке, — нет у них в семье уважения друг к другу. Чужие они. А без детей совсем чужие.

— Ну и развелись бы, зачем мучиться?

— И я так говорю. Но у них, у начальников, какой-то обычай непонятный.

— Интересно, что за обычай?

— Если муж уйдет от жены, то его с работы прогоняют. А если жена уйдет от мужа, то его опять с работы прогоняют.

— Неужели?

— Мне Адильбек сам рассказывал. Говорит, если муж уходит, то он распутник, а если, говорит, она уйдет, то какой же ты начальник, если даже собственная жена тебя не уважает и уходит к другому мужчине. Вот так у них, Нина Васильевна.

— Не приведи господь быть таким начальником!

— Я так думаю, Нина Васильевна: пусть Адильбек уходит из начальников, зато семья будет у человека. И я среди внуков умру спокойно. А работу он всегда найдет: инженер-металлург. Помогите мне, Нина Васильевна.

— Боюсь, в этих делах я плохой помощник, — и понимая, и сочувствуя гостю, сказала Нина Васильевна.

Откуда-то издалека в комнату проникла залихватская песня не то про тучку, не то про кучку, которая по просьбе солистки должна была куда-то улететь. Песню тут же перекричало с десяток мальчишечьих голосов, умудрившихся развернуть спортивное сражение в песочке под грибком. Прогнать бы их подальше, но «дальше» было занято гаражами предприимчивых родителей, успешно подменивших хлопоты о недисциплинированных наследниках заботами о послушных лошадиных силах. И вот так каждый день: чем ближе к вечеру — тем больше шума. Но полной неожиданностью для Нины Васильевны был вопль, приглашавший ее выйти на балкон.

— Гражданка, это я — телемастер, — раздался голос снизу.

— A-а, явился. Заходи, коли пришел.

— А нельзя, — жалобно попросил телемастер, — если мой товарищ заберет ваш телевизор и мы его дома отремонтируем? У нас и машина есть.

— Еще чего не хватало! — объявила Нина Васильевна и захлопнула балконную дверь. — Куреке, давайте пройдем на кухню и попьем чаю.

— Спасибо, Нина Васильевна, с удовольствием.

Оля, не поднимая глаз, молча прошла мимо Куреке и заняла место на диване. С полным безразличием она встретила телемастера, который от порога бочком двинулся к телевизору.

— А где же взвод автоматчиков? — спросила она.

— Сейчас будет, — хмуро пообещал телемастер. — Сеня, заходи!

На зов в комнате мгновенно объявился здоровущий парень и принял позу, напоминающую стойку боксера.

— Пока без надобности, Сеня, — снова сказал телемастер и, не рассчитывая, что его услышат, присовокупил: — Психи!

Но Оля услышала.

— Это кто — психи?

— Я ничего не говорил, — сразу стал отнекиваться телемастер, — Сеня подтвердит. Я его как свидетеля взял. На всякий случай. А по-честному, гражданочка, если бы не бригада, я сюда бы и свататься не пришел.

— Нашелся мне жених, — насмешливо отозвалась Оля. — Палкой, что ли, в наш дом гнали?

— Палкой не палкой, а когда ваша мать пожаловалась начальству, нашей бригаде сказали: лишат премии. Пришлось мне отдуваться. А знали бы они, какие тут живут…

— Какие, кто? Я сейчас маму позову.

— А я ничего не сказал. И свидетель есть. Скажи, Сеня?

— Трус несчастный! — сказала Оля.

— Сеня, записывай. По-моему, начинается.

Сеня снова вскинул руки и слегка наклонил корпус. Но ничего не происходило. Оля спокойно сидела на диване и мило улыбалась ребятам.