Михаил Козаков - Мещанин Адамейко

Он отыскал глазами приземистую фигурку мальчугана и подошел к нему…

— Это ты — Павлик?

Тот кивнул молчаливо головой.

— Пойдем: я тебе покажу, где Леша. Раз он не выполнил условия игры, вытащим его, башибузука!…

— Ага! Ага! — смеялись и кричали дети. — Вот тебе, Лешка!…

Все с шумом бросились в кабинет, и через минуту сконфуженный, но веселый Леша был наказан щипком своей сестренки.

— А я тебя, Женька, так ущипну, что… материя порвется!

— Ну, ну, ты, буян буянович!

Опять громкий хохот ребят покрыл слова Дмитрия Кирилловича.

— Как тебя зовут? — обратился он к девочке, все время старавшейся держаться возле Павлика. Как и он, она с любопытством осматривала большую комнату, установленную тяжелой кожаной мебелью, и украдкой посматривала на высокого «взрослого», не чуждавшегося теперь детского общества.

— Меня — Галей, — ответила доверчиво и твердо.

— Вот за то, что ты первая догадалась, куда спрятался Лешка, — вот тебе первой и угощение…

Дмитрий Кириллович взял с вазочки кусок пастилы и протянул его девочке.

— А нам… нам, нам!

— Всем дам… немного позже. Продолжайте игру и можете теперь прятаться все и в этой комнате.

«Прятки» продолжались.

Дмитрий Кириллович и сам несколько раз принимал участие в игре — советами, укрывательством прятавшихся, и «Лешин папа», такой добрый и жизнерадостный, — очень понравился Галочке. Он настолько был общителен с детьми, что она, при случае, не постеснялась в игре взобраться на диван, на котором сидел «Лешин папа», и клубочком спрятаться за его спиной.

Вообще, все нравилось в этом доме Галочке Суховой, и только удивлялась, почему не приходит в эти комнаты «тетя Настя», так неожиданно приведшая сюда ее и Павлика. Но эта мысль песчинкой пропадала в ворохе общих радостных впечатлений.

Нравилось в «Лешином папе» и то, что он совсем по-хорошему, ласково расспрашивал ее про игры детей на Обводном, о том, какое платье, какого цвета она хотела бы иметь, есть ли сапожки у Павлика, хочет ли она учиться в школе.

А когда он сказал, что обязательно обо всем этом поговорит с ее «папой Федей и мамой Олей», — Галочка радостно, но удивленно посмотрела на него:

— А папа и мама вас знают, дяденька?

— Я их знаю… — уклончиво, но не меняя задушевного и веселого тона, ответил Дмитрий Кириллович. — Я — Знайка-Всезнайка-Никому-не-Болтайка! — шутил он, и Галочка звонко смеялась.

Ей было так весело с «Лешиным папой», что она пропустила даже одну игру и осталась с ним у письменного стола.

Тогда— то Дмитрий Кириллович, развлекая девочку целым потоком шуток и прибауток, осторожно вдруг бросил:

— А дядя Ардальон, может быть, сегодня сюда придет… Он тоже очень добрый…

Опять недоумение.

— А он и к вам приходит?

— Да-да, деточка… И к нам и к вам. Ведь он у вас часто бывает?

— Ну да! Как познакомился с папой, — так почти каждый день приходил. Вот теперь что-то не приходит… Дяденька, можно мне вот этого?… Я и Павлику половину дам!

Она ткнула пальцем в пастилу.

— Хорошо, Галочка. Ешь. А потом я тебя еще чем-то угощу… тоже вкусным.

И он продолжал:

— Чего ж это дядя Ардальон к вам не приходит? Ай-ая, нехорошо так, я ему скажу…

— Пускай лучше не приходит, — покраснела неожиданно. девочка.

— Почему?

— Так…

— Ведь он добрый?

— Ну… добрый. Только это раньше.

— Когда раньше?

— Когда у папы денег не было.

— А-а… — равнодушно протянул Дмитрий Кириллович, но темные зрачки глаз как-то по особенному сверкнули. — Дядя Ардальон, наверно, просил денег у твоего папы, а он ему не дал…

— Нет, не так, дяденька! — оживилась девочка. — У папы моего нету денег.

— Вот какая ты Всезнайка!

— Ну, да… Если бы у папы было много денег, — и мне и Павлику купили бы платье и башмаки. Папа так мне раз пообещал…

— А вот ты говоришь, Галочка, — «когда у папы денег не было». Значит, теперь уже есть?

— Ну, да. Ему ведь дали на Шестой Роте! Я с папой туда ходила.

— Да, да… — закивал Дмитрий Кириллович. — Ты права, умница: пособие в учреждении папа получил. Так, так.

На одну минуту он был сбит ответом этой маленькой свидетельницы, чьи показания, однако, не были занесены в «дело» об убийстве гражданки Пострунковой. Разговор о деньгах приобретал теперь не тот смысл, неожиданно всплывшая улика оказалась ложной.

Но первая неудача не могла остановить Дмитрия Кирилловича; к тому же еще оставался повод для продолжения расспросов:

— Почему дядя Ардальон «только раньше был добрый»? А я думал, что он и теперь такой… Как же, по-твоему, Всезнайка? Почему?

— Ну… так, — упорствовала девочка.

— Ах, ты такая «такалка»! Ты мне скажи: я дяде Ардальону не буду рассказывать. Мы с ним не дружим.

Галочка подняла голову, одно мгновение о чем-то соображала и, посмотрев доверчиво на ласково улыбавшегося «Лешиного папу», неожиданно сказала:

— Он нехороший выдумщик Он наврал про моего папу. Потом… он велел папе пойти в пивную, и они пили там. И Павлик там заболел — вот что! И потом он еще врал… и обманул меня, только вы ему не говорите, дяденька, когда он к вам придет.

— Нет, нет, детка. Он ведь у меня… очень редко бывает и мы с ним не дружим. Аи, выдумщик, ах, какой нехороший выдумщик! — возвращал Дмитрий Кириллович ее мысль к этому слову. — Я с ним и так уже хотел, понимаешь, рассориться, а теперь — так уже наверно! — ободрял он девочку. -Вот так: выдумал и наврал? Ну и дяденька, а?!

В комнату вбежала дочь, Женечка.

— Папа, пусть Галя идет к нам играть! Идем, идем к нам… Это грозило разрушить все планы Дмитрия Кирилловича.

— Иди… иди, Женечка: Галя через пять минут придет. И принесет вам вот все эти сладости. Марш!

И, когда ушла, повторил опять:

— Ну и дяденька… А я думал, что он хороший… А ну-ка, расскажи!

— Я его боюсь… — жаловалась девочка. Он пришел и наврал такое страшное, — тако-о-ое нехорошее, дяденька. За такое в милицию берут…

— А что?

— Он сказал, будто папа мой кого-то убил.

— Ох, какой глупый и нехороший! Нет, его не надо любить…

— Я его потому и не люблю, хоть он угощение мне приносил… и даже Милке нашей давал, собачке. Я вам теперь все расскажу, — уже не старалась сдерживать себя Галочка: она рада была, что доброму «Лешиному папе» можно пожаловаться на «дяденьку», который однажды так напугал ее.

Ее внезапная детская словоохотливость как нельзя лучше помогла Дмитрию Кирилловичу; чтобы вызвать еще большее доверие к себе, он взял Галочкину руку в свою и ласково ее погладил. А заметив, что на платьице ее остались следы от сахарной пудры пастилы, — он стер их своим носовым платком, как поступил бы заботливый и внимательный отец.

Ничто уже не могло поколебать доверия к нему этой маленькой свидетельницы.