Джек Лондон - Хват Беллью. Хват и Малыш

Для перегона после Шестидесятой мили Кит оставил самых плохих собак, и хотя дорога была равная, он сократил этот перегон до пятнадцати миль. Последние две упряжки примчат его в Даусон, к конторе инспектора, и для этих двух перегонов Кит выбрал лучших своих псов. Сам Ситка Чарли поджидал Кита со своими восемью малемутами, которые должны были перебросить его на двадцать миль вперед. А для финиша — пробег в пятнадцать миль — он назначил свою собственную упряжку, ту самую, на которой он добрался до Озера Неожиданностей.

На этом перегоне ему не удалось обогнать ни одной из трех упряжек, что шли впереди. Но и те гонщики, сани которых сбились а кучу у Шестидесятой мили, не догнали его. Собаки весело и дружно мчались вперед, подчиняясь малейшему окрику, и управлять ими было легко. Кит лежал ничком, крепко держась за передок. То полный мрак окружал его, то вспыхивал свет костров, мелькали закутанные в меха люди, держа наготове запряженных собак. Он покрывал милю за милей, прислушиваясь к однообразному визгу саней. Сани то кренились набок, то подскакивали в воздух, налетая на ледяные бугры, но Кит почти автоматически удерживался в санях.

По временам он забывался, и неизвестно почему три лица возникали тогда одно за другим в его сознании: лицо Джой Гастелл, смеющееся и отважное, лицо Малыша, осунувшееся и постаревшее во время гонки по Моно-Крику, и лицо Джона Беллью, суровое в резких морщинах, как бы выкованное из стали и непреклонное в своей суровости.

Ему хотелось петь и кричать, когда он вспоминал редакцию «Волны», цикл рассказов, который ему так и не удалось окончить, и всю прежнюю мишуру своей пустой и бессмысленной жизни.

Уже забрезжил рассвет, когда он сменил своих утомленных собак на восьмерку свежих малемутов Ситки Чарли. Эти легконогие псы могли бежать быстрее тяжеловесных гудсоновцев и были неутомимы и выносливы, как настоящие волки. Ситка Чарли назвал всех конкурентов Кита, шедших впереди. Первым несся Большой Олаф, вторым Аризона Билл и третьим — фон-Шредер. Это были лучшие гонщики во всей стране. Еще до отъезда Кита весь Даусон держал на них пари, называя их именно в этом порядке. Ни один человек не поставил на Кита: он, несмотря на свои подвиги, все еще считался новичком, которому предстоит учиться и учиться.

Когда совсем рассвело! Кит заметил перед собой сани и через полчаса нагнал их. Когда ездок оглянулся, он поздоровался с ним. Это был Аризона Билл. Очевидно, фон-Шредер опередил его. Дорога была так узка, что в продолжение получаса Кит не мог обогнать его и ехал за ним следом.

Но вскоре, обогнув огромную ледяную глыбу, они выехали на широкую гладкую дорогу. Кит вскочил на колени, взмахнул бичом, закричал на собак и полетел рядом — с Аризоной Биллем. Тут только он заметил, что правая рука соперника безжизненно повисла и что тот вынужден править левой рукой. Как это ни было неудобно — Билл не мог держаться левой рукой, — ему все же приходилось бросать бич и хвататься за передок саней, чтобы не вылететь из них. Кит вспомнил драку на Моно-Крике и все понял. Прав был Малыш, советуя ему избегать потасовок.

— Что случилось? — спросил он, обгоняя Билла.

— Не знаю. Должно быть, мне вывихнули плечо в драке.

Он отставал мало-помалу и, в конце концов, отстал на целые полмили. Перед Китом, почти рядом, шли Большой Олаф и фон-Шредер. Кит яростно гнал собак и, наконец, поравнялся с фон-Шредером. Три пары саней неслись рядом к полосе ровного льда, где их ждали люди и свежие собаки. До Даусона оставалось всего пятнадцать миль.

Фон-Шредер, который разбил весь путь на десятимильные перегоны, должен был сменить собак через пять миль. Большой Олаф и Кит на ходу сменили свои запряжки и живо догнали ушедшего было вперед барона. Впереди мчался Большой Олаф, за ним Кит.

— Хорошо, но бывает лучше, — перефразировал Кит выражение Спенсера.

Фон-Шредера, теперь отставшего, он не боялся, но впереди шел лучший гонщик Даусона. Перегнать его казалось невозможным. Много раз Кит заставлял своего передового пса сворачивать, чтобы объехать Олафа, но тот неизменно загораживал ему дорогу. Впрочем, Кит не терял надежды. Впереди еще пятнадцать миль, и мало ли что может случиться.

И действительно, в трех милях от Даусона произошло следующее: к удивлению Кита, Большой Олаф вдруг вскочил на ноги и, отчаянно ругаясь, принялся бешено стегать своих собак. К такому крайнему средству можно прибегать в ста ярдах от финиша, но не в трех милях. Это значило губить собак. Запряжка Кита шла превосходно. На всем Юконе не было лучших псов. Он долго жил со своими собаками, знал индивидуальные особенности каждой, умел заставить их работать хотя бы из последних сил, и они его понимали.

Они миновали небольшой затор и снова понеслись по гладкой поверхности. Большой Олаф был всего в каких-нибудь пятидесяти футах впереди. Вдруг сбоку выехали какие-то сани. Кит все понял. Большой Олаф приготовил себе запряжку на смену перед самым Даусоном. Он гнал собак для того, чтобы не дать опередить себя во время смены запряжек. Эта свежая упряжка была для всех сюрпризом. Даже те, кто ставил на Олафа, ничего об этом не знали.

Кит бешено погнал свою свору, и ему удалось покрыть те пятьдесят футов, которые отделяли его от соперника. Теперь он шел рядом с Олафом. По другую сторону шли сани, предназначенные для смены. При такой скорости Большой Олаф не решался перескочить на ходу. Бели он промахнется и упадет, Кит окажется впереди и Олаф проиграет состязание.

Большой Олаф все еще держался впереди, с необычайным искусством управляя санями, но и Кит не отставал. Так они промчались полмили, и только когда ровная дорога подходила к концу, Большой Олаф решился, наконец, на прыжок. Прыжок удался, он ловко стал на колени, погнал собак и опередил Кита. Дальше дорога была так узка, что Кит на время принужден был отказаться от попытки обогнать своего соперника, а расстояние между ними было не больше одного ядра. Собаки напрягали последние силы.

«Человек не побежден, пока его не победили», говорил себе Кит, и как Большой Олаф ни гнал собак, он не мог отвязаться от своего преследователя. Ни одна из тех упряжек, которые везли Кита ночью, не могла бы выдержать такой гонки и соперничать со свежими собаками противника; ни одна, кроме этой. Но и эти выдерживали гонку с трудом, и, огибая крутой берег у Клондайк-Сити, он чувствовал, что силы их убывают с каждой секундой. Его собаки начали отставать почти незаметно для глаз, и Большому Олафу удалось мало-помалу выиграть двадцать футов. Собравшееся на льду население Даусона встретило гонщиков громкими криками. Здесь Клондайк впадал в Юкон, а на расстоянии полумили впереди, на северном берегу Клондайка виднелся Даусон. Толпа разразилась бешеным ура, и только тут Кит заметил подъезжающие к нему сани. Он сразу узнал великолепных псов Джой Гастелл. И сама Джой погоняла их. Капюшон ее беличьей парки был откинут, и овал ее лица выделялся словно камея из темной массы волос. Рукавицы были сброшены, в одной руке она держала бич, другой ухватилась за сани.