Эмиль Золя - Дамское счастье

Прошло уже десять минут после того, как пробило одиннадцать, когда раздался шум чьих-то шагов; Дениза встрепенулась. Еще одна запоздавшая девица. Услыхав звук отпираемой рядом двери, Дениза поняла, что это Полина; минуту спустя она замерла от удивления: продавщица из отдела белья тихонько вернулась и постучала к ней.

— Скорей, это я.

Приказчицам было запрещено ходить друг к другу в комнаты. Поэтому Дениза поспешила отпереть дверь, чтобы подругу не застигла г-жа Кабен, следившая за точным соблюдением правил.

— Она там? — спросила Дениза, запирая дверь.

— Кто? Госпожа Кабен? — сказала Полина. — О, этой я не боюсь! Достаточно ста су — и дело в шляпе… — И она добавила: — Мне давно хочется поболтать с вами. Внизу никогда не удается… А сегодня вечером, за ужином, вы показались мне такой грустной…

Дениза поблагодарила и предложила ей присесть; внимание Полины растрогало ее. Но она была так смущена этим неожиданным посещением, что не успела поставить на пол башмак, который начала зашивать, и Полина увидела его. Она покачала головой, огляделась вокруг и заметила в умывальном тазу воротничок и нарукавники.

— Бедняжка, я так и думала, — сказала она. — Я тоже прошла через это. В первое время, когда я приехала из Шартра и отец не высылал мне ни гроша, сколько мне пришлось перестирать сорочек! Да, да, мне пришлось стирать и сорочки! У меня их было только две, и одна постоянно мокла.

Она села, с трудом переводя дух после быстрой ходьбы. Ее широкое лицо с маленькими живыми глазками и большим мягким ртом дышало добротой, несмотря на грубость черт. И без перехода, сразу же, она рассказала Денизе историю своей жизни: о детстве, проведенном на мельнице, об отце, который разорился на тяжбе и отправил ее в Париж искать счастья с двадцатью франками в кармане; затем о своей службе сначала в одном из магазинов Батиньоля, потом в «Дамском счастье», — об ужасном начале, исполненном оскорблений и нужды; наконец, о своей теперешней жизни: как она зарабатывает по двести франков в месяц, какие позволяет себе удовольствия. На ее темно-синем суконном платье, кокетливо стянутом в талии, блестели непритязательные украшения: брошь и цепочка от часов; она улыбалась из-под бархатного тока, украшенного большим серым пером.

Денизе стало стыдно за свой башмак. Она густо покраснела и пролепетала что-то в оправдание.

— Да это и со мной случалось! — повторила Полина. — Я ведь старше вас, мне двадцать шесть с половиной, хотя это и незаметно… Расскажите-ка о себе.

И Дениза не устояла перед этой дружбой, предложенной так чистосердечно. В нижней юбке, со старой шалью на плечах, она присела рядом с нарядной Полиной, и между ними завязалась дружеская беседа. В комнате можно было замерзнуть; холод, казалось, струился по стенам мансарды, голым, как в тюрьме; но, увлекшись признаниями, девушки не замечали, как коченели у них пальцы. Понемногу Дениза разоткровенничалась, стала говорить о Жане и Пепе, поведала, как мучит ее забота о деньгах, и это привело к разговору о продавщицах готового платья. Полина так и разразилась:

— Ах, паршивки! Если бы они вели себя по-товарищески, вы могли бы зарабатывать больше ста франков.

— Все меня ненавидят, и я даже не знаю, за что, — говорила Дениза, заливаясь слезами. — Вот и господин Бурдонкль беспрестанно следит за мной, чтобы поймать на ошибке, как будто я ему жить мешаю… И только дядюшка Жув…

Полина прервала ее:

— Эта старая обезьяна, инспектор! Ах, дорогая, не верьте ему!.. Знаете, мужчины с такими большими носами… Хоть он и чванится тем, что у него много орденов, однако про него рассказывают одну историю, которая случилась у нас, в бельевом… Но что вы за ребенок, можно ли так убиваться! Ведь это несчастье быть такой чувствительной! Право же, то, что происходит с вами, происходит со всеми; с вас просто берут вступительный взнос.

Она взяла Денизу за руку и в сердечном порыве обняла ее. Вопрос денежный, конечно, сложнее. Бедная девушка не в состоянии содержать двух братьев, платить за пансион маленького и угощать любовниц старшего, когда на ее долю остаются лишь крохи, которыми пренебрегли другие; жалованье же она, вероятно, начнет получать не раньше марта, после того как в магазине пройдет годовой отчет.

— Слушайте, так вы долго не выдержите, — сказала Полина. — На вашем месте я бы…

Из коридора донесся какой-то шум, и они умолкли. Это, вероятно, Маргарита, про которую говорили, будто она по ночам бродит в одной сорочке и подслушивает, что делается у других. Полина, не выпуская руки подруги, смотрела на нее с минуту молча, насторожив слух. Затем она продолжала очень тихо, стараясь говорить мягко и убедительно:

— На вашем месте я бы кого-нибудь взяла.

— Как это «взяла»? — прошептала Дениза, ничего не понимая.

Но, сообразив, в чем дело, она отдернула руку в полной растерянности. Этот совет напугал ее, как новая мысль, которая никогда раньше не приходила ей в голову и преимуществ которой она не понимала.

— О нет! — ответила она просто.

— Тогда вам не обернуться, уж я вам говорю!.. — продолжала Полина. — Считайте: сорок франков за маленького да по сто су время от времени старшему; кроме того, не можете же вы постоянно быть одетой как нищенка и носить башмаки, над которыми потешаются наши девицы; что ни говорите, эти башмаки, безусловно, вредят вам… Возьмите кого-нибудь, вам станет гораздо легче.

— Нет, — повторила Дениза.

— Ну, вы не рассудительны… Этого не миновать, дорогая, и это так естественно. Мы все прошли через это. Я, например, тоже служила без жалованья, как и вы. Сидела без гроша. Конечно, меня кормили, предоставляли мне ночлег; но ведь надо еще одеться, да и вообще нельзя же сидеть без гроша в четырех стенах и плевать в потолок. Вот и приходится идти на это…

И она заговорила о своем первом любовнике, клерке поверенного; она познакомилась с ним во время прогулки в Медонском лесу. После него она сошлась с почтовым чиновником. Наконец с осени она стала бывать у продавца из «Бон-Марше», высокого, очень милого молодого человека; они проводят теперь все свободное время вместе. Но правда — у нее никогда не бывало больше одного сразу. Она честная девушка, и ее возмущают рассказы о девках, которые отдаются первому встречному.

— Я советую вам это вовсе не затем, чтобы толкнуть вас на дурной путь, — живо продолжала она. — Мне самой не хотелось бы, чтобы меня повстречали где-нибудь в обществе вашей Клары и подумали бы, что я развратничаю, как она. Но когда спокойно живешь с кем-нибудь одним, тут уж упрекать себя, право, не в чем… Вам это кажется гадким?

— Нет, — ответила Дениза. — Мне это просто не по душе, вот и все.

Снова наступило молчание. Девушки улыбались друг другу, взволнованные тихой беседой.