Фрэнсис Бернетт - Таинственный сад

– Ну, про раджей я хотел бы послушать попозже, – вдруг перебил Колин. – А сейчас лучше скажи, о чем ты думала во-вторых?

– Во-вторых, я думала, как ты не похож на Дикена, – ответила Мэри.

– Это еще кто такой? – недоуменно склонил голову набок Колин. – Никогда не слышал о нем.

– Это брат Марты, – принялась с удовольствием рассказывать девочка. – Ему двенадцать лет. Это самый необыкновенный мальчик на свете. Ты только видел бы, Колин, как он умеет лис, белок и птиц зачаровывать. Ну прямо как заклинатель змей в Индии! Дикен играет на дудочке, а звери идут и слушают.

Колин вынул из стопки книг, лежавших подле него на кровати, какой-то томик и перевернул несколько страниц.

– Гляди, вот картинка с заклинателем змей, – сказал он, протягивая книгу девочке.

Картинка оказалась цветной, и заклинатель был изображен на ней очень похоже.

– Спорю с тобой на что хочешь, у твоего Дикена такого не выйдет, – с некоторым пренебрежением проговорил мальчик.

– Такого, может, и нет, – спокойно отозвалась девочка. – Дикен вообще это магией не называет. Он говорит, звери и птицы к нему идут просто из-за того, что он хорошо научился их понимать. Знаешь, сколько проводит времени в пустоши Дикен! – все увлеченнее говорила она. – И звери ему там все как родные стали. И еще, он их любит очень. Он с Робином первый раз при мне в саду познакомился. И сразу начал что-то ему щебетать, а Робин – в ответ. И они друг друга хорошо понимали.

Колин откинулся на подушку. Глаза у него заблестели, щеки пошли красными пятнами.

– Расскажи мне еще о Дикене, – попросил он, и на этот раз в голосе его уже не слышалось пренебрежения.

– Он знает все про птиц и их гнезда, – с удовольствием продолжала Мэри, – и еще – где живут лисы, барсуки и бобры. Только он все, что знает, держит в секрете. Иначе другие мальчишки могут разорить гнезда или чьи-нибудь норы в пустоши.

– Неужели твоему Дикену пустошь нравится? – недоверчиво покосился на девочку Колин. – По-моему, нет места тоскливее и мрачнее!

– Да ты что! – немедленно возразила Мэри. – В пустоши растет и живет столько всего прекрасного! Там везде какие-нибудь крохотные существа. И все они поют, чирикают и друг с другом переговариваются. Одни прячутся под землей, другие – на деревьях или в вереске, но им всем отлично живется. Потому что в пустоши у каждого существа есть свое место.

– И откуда ты столько всего узнала о пустоши? – с восхищением спросил Колин.

– Да в общем-то я пока видела пустошь всего один раз, – немного смутилась Мэри. – Когда меня везли с вокзала сюда. Мы ехали в темноте, и пустошь показалась мне просто ужасной. Но потом Марта мне объяснила, что пустошь на самом деле совсем не такая. А потом Дикен стал мне про нее рассказывать. Он так про нее говорит, что как будто сам туда попадаешь. И теперь, Колин, я знаю, как чудесно там пахнут цветы. И еще там есть много бабочек, пчел и другого, и…

– Только все это не для меня, – раздраженно прервал ее Колин. – Тот, кто не может вставать с постели, никакой пустоши уже никогда не увидит.

– Правильно, – кивнула Мэри Леннокс. – В особенности если бояться выйти из комнаты.

– Буду я бояться выйти из комнаты или не буду, все равно до пустоши не дойду, – еще резче проговорил Колин.

– А вдруг когда-нибудь сможешь? – спросила Мэри.

– Я уже ничего не смогу увидеть. Скоро меня вообще не будет на свете, – ответил мальчик.

– Что ты все время заладил о смерти? – вдруг рассердилась Мэри. – Прямо как хвалишься. Откуда вообще тебе знать, когда тебя на свете не будет?

Колин несколько оторопел. Никто до сих пор не осмеливался говорить в таком тоне о его болезни.

– Откуда мне знать? – отозвался он. – Но почему же тогда я только и слышу, что скоро умру? По-моему, все ждут не дождутся, когда я наконец их освобожу от себя.

– И ты, значит, смирился? – возмущенно воскликнула девочка. – Пусть бы попробовал кто-нибудь захотеть, чтобы я умерла! Да если бы я об этом узнала, я бы назло никогда не согласилась бы умереть! Вот кому, например, хочется, чтобы ты умер? – спросила она.

– Слугам, – без тени сомнения отвечал Колин. – А больше всех – доктору Крейвену. Ему ведь тогда достанется после отца Мисселтуэйт, и он станет богатым. Конечно, он никогда не скажет, что мечтает об этом, но я-то вижу. Как только мне становится хуже, он делается таким веселым… А когда я болел брюшным тифом, доктор Крейвен прямо светился от радости. И папа тоже хотел бы, чтобы я умер скорее.

– Не может быть, чтобы твой папа хотел, – возразила Мэри.

– Ты думаешь, он не хочет? – пристально поглядел ей в глаза Колин.

– Не хочет, – уверенно кивнула девочка.

Колин, похоже, задумался. Мэри чувствовала, что необходимо сказать что-то еще в подтверждение своих слов.

– А важный доктор из Лондона! Ты помнишь, что он сказал тебе, Колин? – вдруг осенило ее. – Во-первых, он заставил доктора Крейвена снять с тебя этот гадкий корсет. Зачем бы ему это делать, если у тебя был бы действительно горб? Значит, он ничего не нашел. И потом… – Девочка с торжеством поглядела на Колина. – Доктор из Лондона ни разу не говорил, что ты должен вот-вот умереть.

– Не говорил, – по-прежнему не сводя глаз с Мэри Леннокс, согласился Колин.

– Но что-нибудь другое ведь он про тебя говорил, да? – стала допытываться девочка.

– Говорил, – вновь согласился Колин. – Только он это делал совсем по-другому, чем доктор Крейвен. Доктор из Лондона ни с кем не шептался. Он осмотрел меня, а потом очень громко сказал: «Если этот мальчик в свои силы поверит, то выживет!»

– Ну вот видишь, – улыбнулась девочка.

Колин тоже вдруг улыбнулся.

– А как доктор из Лондона сердито говорил с доктором Крейвеном, – вдруг вспомнил он. – Знаешь, Мэри, он мне даже тогда немного понравился.

– Ну, конечно, он ведь очень хороший! – произнесла Мэри так, будто речь шла о ее лучшем друге. – И про тебя он все правильно понял. Ты просто сам так настроился, что умереть должен. А если настроишься по-другому, то будешь жить. И я знаю, кто тебе в этом поможет.

– Кто? – не сводя глаз с девочки, выдохнул Колин.

– Дикен! – крикнула торжествующе Мэри. – От него ты уж точно не услышишь ни о болезнях, ни о других всяких глупостях. Он так любит жизнь, и глаза у него голубые, как небо, а рот широкий-широкий, потому что Дикен почти всегда улыбается.

Мэри воодушевлялась все больше и больше. Наконец, наклонившись к самому лицу Колина, она доверительно прошептала:

– Давай вообще никогда больше говорить о смерти не будем. Лучше покажи мне книжки с картинками.

– Ладно, – кивнул мальчик, – а ты расскажи мне еще о Дикене.

И тогда Мэри вновь принялась говорить о Дикене, и о растениях, которые прячутся глубоко под землей, а йотом, с приходом весны, вдруг расцвечивают нежно-зелеными побегами землю, и о Бене Уэзерстаффе, и еще что-то о Робине, а потом – снова о Дикене. Истории ее становились все красочней. Никогда прежде Колину не было так интересно и весело. Сперва он просто внимательно слушал. Потом на них с Мэри напал беспричинный смех. Теперь ее рассказ то и дело прерывался дружными взрывами хохота. Мальчик и девочка расходились все больше. Наконец в комнате поднялся такой шум, какой способны поднять только дети, которым весело проводить время друг с другом. Трудно себе было даже представить, что один из этих детей тяжело болен, давно прикован к постели и ждет близкой кончины.