Уильям Коллинз - Армадэль. Том 2

— Вы хотите ещё что-то сказать? — спросила мисс Гуильт.

— Можете вы высказать что-нибудь на это с вашей стороны? — возразил доктор.

Он стоял со шляпой в руке и ждал. Минуты две оба смотрели друг на друга. Мисс Гуильт заговорила первая:

— Мне кажется, я понимаю вас, — сказала она, вдруг снова став спокойной.

— Извините, — переспросил доктор, приложив руку к уху, — что вы сказали?

— Ничего.

— Ничего?

— Если вам случится поймать другую муху сегодня, — с горечью сказала мисс Гуильт, насмешливо делая ударение на слово «муху», — я способна оскорбить вас другой «шуточкой».

Доктор умоляюще поднял кверху обе руки с выражением покорности на лице и явно повеселев.

— Жестоко, — прошептал он кротко, — что вы не простили мне даже теперь этой несчастной ошибки!

— Что ещё хотите вы сказать? Я жду, — проговорила мисс Гуильт.

Она с пренебрежением повернула кресло к окну и опять принялась за свою работу. Доктор встал позади неё и положил руку на спинку кресла.

— Во-первых, я должен задать вопрос, — сказал он, — а во-вторых, посоветовать принять меры необходимой предосторожности. Если вы удостоите меня вашим вниманием, я прежде задам вопрос.

— Я слушаю.

— Вы знаете, что мистер Армадэль жив, — продолжал доктор, — знаете, что он возвращается в Англию, зачем же вы продолжаете носить ваш вдовий траур?

Она отвечала ему без малейшей нерешительности, продолжая заниматься своей работой:

— Потому что я сангвинического характера, так же как и вы, и намерена полагаться на случай до самого конца. Мистер Армадэль может ещё умереть на обратном пути.

— А если он приедет живой, тогда что?

— Тогда может произойти ещё одна случайность.

— Какая, позвольте спросить?

— Он может умереть в вашей лечебнице.

— Милостивая государыня, — возразил доктор густым басом, который он сохранял для вспышек добродетельного негодования, — подождите! Вы говорите о случайностях, — продолжал он, переходя на более спокойный тон в разговоре. — Да! Да! Разумеется. Я понимаю вас на этот раз. Даже искусство излечения зависит часто от случайностей, даже в такой лечебнице, как моя, может иметь место смертельный исход. Именно, именно! — повторил доктор, соглашаясь с мисс Гуильт с показным беспристрастием. — Я допускаю случайности, если вы хотите рассчитывать на них. Заметьте: я говорю, если вы хотите рассчитывать на них.

Наступила снова минута молчания — молчания такого глубокого, что в комнате ничего не было слышно, кроме шороха от иголки мисс Гуильт, продеваемой в её работе.

— Продолжайте, — сказала она, — вы ещё не кончили.

— Правда, — ответил доктор, выслушав этот вопрос, — я должен ещё посоветовать вам принять меры предосторожности. Вы увидите, что я с своей стороны не расположен полагаться на случайности. Размышления убедили меня, что мы с вами (говоря о местности) не так удобно живём, как мы могли бы жить в расчёте на непредвиденный случай. Кэбов мало в этой только обживаемой местности. Я живу в двадцати минутах ходьбы от вас, вы живёте в двадцати минутах ходьбы от меня. Я ничего не знаю о характере мистера Армадэля, вы знаете его хорошо. Может быть, окажется необходимо — крайне необходимо — вдруг обратиться к вашему более близкому знакомству с ним. Как же это я сделаю, если мы не будем находиться близко друг от друга, не под одной кровлей? В интересах нас обоих я приглашаю вас переселиться в мою лечебницу на короткое время.

Быстрая иголка мисс Гуильт вдруг остановилась.

— Я понимаю вас, — сказала она опять так же спокойно, как прежде.

— Извините, — отвечал доктор в новом приступе глухоты поднося руку к уху.

Она засмеялась про себя тихим дьявольским смехом, который испугал даже доктора, так что он отнял свою руку от спинки её кресла.

— Переселиться в вашу лечебницу? — повторила она. — Вы соблюдаете внешне приличия во всём другом, намерены ли вы соблюсти эти приличия, принимая меня в ваш дом.

— Непременно! — отвечал доктор с энтузиазмом. — Я удивляюсь, почему вы задаёте мне этот вопрос? Знали ли вы когда человека моей профессии, который пренебрегал бы внешними приличиями? Если вы согласитесь принять моё приглашение, вы поступите в мою лечебницу в самой безупречной роли — роли пациентки.

— Когда вам нужен мой ответ?

— Можете вы решить сегодня?

— Нет.

— Завтра?

— Да. Вы хотите ещё что-то сказать?

— Больше ничего.

— Оставьте же меня. Я не соблюдаю приличий. Я желаю быть одна, и говорю это. Всего доброго.

— О женщины! Женщины! — сказал доктор, опять возвратившись к прежнему расположению духа. — Такая восхитительная впечатлительность! Какая очаровательная небрежность в том, что они говорят или как они говорят! О! Как женщины нерешительны, застенчивы и как им трудно угодить! Прощайте.

Мисс Гуильт встала и презрительно посмотрела ему вслед из окна, когда дверь на улицу затворилась и он вышел из дома.

— Сам Армадэль принудил к этому в первый раз, — сказала она. — Мануэль принудил меня к этому второй раз. Неужели я позволю тебе, трусливому злодею, принудить меня к этому и в последний раз.

Она отошла от окна и задумчиво посмотрела в зеркало на свой вдовий траур.

День прошёл, а она не решила ничего. Настала ночь, а она ещё колебалась. Настало новое утро, а страшный вопрос ещё остался без ответа. С ранней почтой получила она письмо: это было обычное донесение Бэшуда. Опять он поджидал приезда Аллэна и опять напрасно.

— Я хочу иметь больше времени! — запальчиво воскликнула она. — Ни один человек на свете не заставит меня решиться скорее, чем я сама решу!

За завтраком в это утро (девятого декабря) доктор был застигнут в своём кабинете визитом мисс Гуильт.

— Мне нужен ещё день, — сказала она, как только слуга затворил за нею дверь.

Доктор посмотрел на мисс Гуильт, прежде чем ответил, и понял, по выражению её лица, как в эту минуту опасно доводить её до крайности.

— Время уходит, — возразил он спокойным тоном. — Почём мы знаем, может быть, мистер Армадэль будет здесь сегодня.

— Мне нужен ещё день! — повторила она громко и горячо.

— Согласен, — сказал доктор, с тревогой смотря на дверь. — Не говорите слишком громко: слуги могут услышать вас. Помните, — прибавил он, — я полагаюсь на вашу честь, надеюсь, что вы не станете принуждать меня к дальнейшей отсрочке.

— Вы лучше положитесь на моё отчаяние, — сказала она и оставила его.

Доктор очистил скорлупу на яйце и тихо засмеялся.

«Совершенно справедливо, моя милая! — подумал он. — Я помню, куда отчаяние привело тебя в прошлый раз, и, мне кажется, я могу предположить, что оно приведёт тебя туда же и теперь».

Без четверти восемь Бэшуд занял свой наблюдательный пост, как обыкновенно, на платформе станции железной дороги у Лондонского моста.