Уильям Коллинз - Тайный брак

— С своей стороны я тоже могу биться об заклад, что если он вздумает тревожить нас своим сумасшествием, то мы именно и запрем его туда, — сказал Ральф. — Вот тебе адрес, а теперь мы не станем более отнимать у тебя время. Я нанял квартиру в Бромптоне, Джэк. Вы непременно должны с Сидни обедать у меня, лишь только готова будет моя квартира.

Мы простились с Бернаром. Проходя через вестибюль, мы были встречены каким-то господином в белом халате, который сказал Бернару:

— У больного в палате Виктория обнаружилась, наконец, горячка. Сегодня появились все симптомы.

— Чего?

— Самого злокачественного тифа.., и сомнения никакого нет. Взгляните сами.

Я видел, как вздрогнул Бернар, и взглянул на брата.

Ральф пристально посмотрел на друга и воскликнул:

— В палате Виктория… Да ты сейчас, кажется, сказал…

Он замолчал, лицо его странно изменилось, потом он отвел Бернара в сторону, говоря:

— Мне надо у тебя спросить: кровать, где лежит больной в тифе, та самая или другая?..

Остальную часть фразы я не слыхал, потому что они удалились.

Несколько минут они говорили тихо, после чего опять подошли ко мне.

Бернар объяснял брату разные варианты заражения тифом.

— По-моему, — говорил он, — или, скорее, по мнению тех, с кем я согласен, обычно заражению подвержены легкие: достаточно подышать в зараженной атмосфере непосредственно вокруг больного, чтобы тотчас же заразиться этой болезнью, если только есть расположение к тому в организме человека. Известно, что это расположение очень усиливается нравственной тревогой или внутренней слабостью, но в настоящем случае — при этих словах, он взглянул на меня — вероятность заражения или незаражения одинакова, по крайней мере, в настоящем течении болезни трудно что-нибудь предсказать.

— Ты напишешь мне, лишь только узнаешь что-нибудь наверное? — сказал Ральф, пожимая ему руку.

— Тотчас же, даю тебе слово. Адрес твоего брата у меня.

Мы расстались.

Ральф был необыкновенно задумчив и встревожен, когда мы возвращались домой.

Он торопливо простился со мной, как только мы подошли к моей квартире, ни слова не сказав о нашем посещении больницы.

Прошла неделя, я не получал никакого известия от Бернара. В это время я очень редко виделся с братом, который был занят своим переселением в новую квартиру.

В конце недели он зашел ко мне сказать, что уедет из Лондона на несколько дней. Отец просил его съездить в поместье, находящееся в графстве ***, и подзаняться там делами, связанными с обработкой земли, с чем он обязан был познакомиться как будущий наследник.

Ральф вполне сохранил свое прежнее отвращение ко всем счетам, управляющим и адвокатским совещаниям, но из благодарности к отцу за все милости, которыми он осыпал его с самого возвращения в Англию, он считал своим долгом изменить свое отношение. Он не думал оставаться в поездке больше трех дней, но горячо убеждал меня тотчас написать ему, лишь только получу я известие из больницы.

В эту неделю Клэра два раза навещала меня, украдкой ускользнув из дома. Как всегда, она проявляла ко мне нежнейшую любовь, так просто, так естественно подавая мне пример душевного спокойствия и ясности и стараясь поддержать во мне надежду. Но несмотря на все ее усилия, я со страхом видел, что на лице ее выражались та же грусть и безнадежность. Не желая волновать ее, Ральф не говорил Клэре ни о нашем посещении больницы, ни о наших действиях, боясь усилить ее тревогу, которая, очевидно, подрывала ее здоровье. Когда Клэра была у меня в третий раз, то, прощаясь со мной еще с большей грустью, чем прежде, она не в силах была скрывать ее. Я не думал тогда, что звуки этого чистого, нежного голоса в последний раз раздавались в моих ушах перед отъездом моим в западную часть Англии, где я теперь пишу…

В конце недели, в субботу, рано утром, я вышел из дома, с намерением не возвращаться раньше вечера. Предчувствие новых испытаний и тяжелейших ударов судьбы не оставляло меня. С того дня, когда мы ходили с Ральфом в больницу, какие-то неясные мысли, предчувствия, которые я с ужасом старался прогнать от себя, беспрерывно овладевали мной. Я так страдал от этого постоянного напряжения, от этих непроходящих опасений, что это сильно сказалось на моем здоровье. В это утро я испытывал какое-то особенное чувство невыносимого страдания, крупные капли пота выступали на лбу, хотя на улице совсем не было жарко. Мне казалось, что с каждою минутой в Лондоне становилось все душнее, кровь в моих жилах билась все сильней, словно молотком стучала в висках; казалось, мой организм требовал, чтоб я укрылся в какой-нибудь уголок, где было бы побольше зелени, тени, прохладных источников, на которых могли бы отдохнуть мои глаза. Без всякого плана я ушел из города и оставался целый день в поле. Смеркалось уже, когда я возвратился в Лондон.

Когда служанка отворила мне двери, я спросил, не было ли мне писем. На это она отвечала, что письмо было получено, только я вышел из дома, и что она положила его ко мне на стол.

При первом же взгляде на письмо, я заметил имя Бернара, написанное на конверте. Торопливо распечатал я его и прочел следующее:

"Пятница.

Милостивый государь!

На приложенном листочке вы найдете адрес молодой женщины, о которой спрашивал ваш брат, когда я имел удовольствие встретить вас в больнице. Мне очень прискорбно сообщать вам, что желаемые сведения, полученные мной, самого печального содержания.

План, принятый мной по желанию вашего брата, оказался напрасным. Молодая женщина не возвращалась уже в больницу. Сегодня же утром сам Тюрнер сообщил мне ее адрес, прося меня посетить ее, потому что она заболела, а он не имеет доверия к доктору, который до сих пор лечил ее. По разным причинам выполнение его просьбы было для меня затруднительно и неприятно. Но зная, что молодая женщина вызывала у вас участие или, вернее, у вашего брата, я решил, не теряя времени навестить ее и переговорить с ее доктором. Я нашел у нее сильнейшие признаки тифозной горячки и считаю своей обязанностью сказать вам прямо, что жизнь ее в опасности. В то же время справедливость требует сказать вам, что доктор, раньше лечивший ее, не разделяет моего мнения: по его словам, он не теряет еще надежды спасти ее от смерти.

Считаю, нет никакого сомнения, что она заразилась тифом в больнице. Быть может, вы помните, я вам рассказывал, что когда она пришла в больницу, она была до того взволнована, что бросилась к чужой кровати, к которой запрещено было подходить, и бросилась так быстро, что сестра милосердия не успела ее удержать. Больной, к которому она наклонилась по ошибке, лежал в горячке, которая обнаружилась только в то утро, когда вы приходили с братом. По всей вероятности, горячка была уже заразной, когда молодая женщина бросилась к нему в надежде увидеть своего знакомого.