Иван Кондратьев - Салтычиха

Так и жила безумная заключенная ровно тридцать лет, озлобленная, звероподобная, без раскаяния в своих кровавых злодействах, и умерла только в 1801 году, 27 ноября, шестидесяти восьми лет, пережив обоих своих сыновей и одного внука.

В холодное ноябрьское утро тело этой когда-то жестокой женщины было предано земле в Донском монастыре среди могил ее родственников и сыновей. Могилу эту, без креста, вскоре затоптали, сровняли с землей и забыли о ней.

Но не забыла Салтычиху стоустая и живучая народная молва.

В начале нынешнего столетия долго в Москве ходила по рукам лубочная картинка, изображавшая Салтычиху у позорного столба с подписью: «Мучительница и душегубица». Затем молва взвела на нее то, чего на самом деле и не было. Народ назвал ее Салтычихой-людоедкой. В жестокостях Салтычихи до этого дело не доходило. Впрочем, народная логика имеет свои законы: часто в народе именуют людоедами тех людей, которые в несчастьях других находят для себя удовольствие.

Дом Салтычихи на Лубянке, где так много было пролито ею человеческой крови, существует и доселе. Существует и сельцо Троицкое, перешедшее уж чуть не в пятые руки. Принадлежал внуку Салтычихи, Николаю, и бывший Чертковский дом на Мясницкой. Застенок Ивановского монастыря, где так долго сидела в заключении Салтычиха, разобран вместе с церковью в 1860 году.

Почти до конца шестидесятых годов на Божедомке, недалеко от церкви Ивана Воина, стоял старенький, полуразвалившийся деревянный домик.

В нем, в этом домике, совсем одиноко проживала стопятилетняя старушка – маленькая, сгорбившаяся, с морщинистым личиком, темным, как земля. Для своих лет она была бодра необыкновенно, и соседи каждый день, и в летнюю жару и в зимнюю стужу, видели ее ходящую пешком то к Сухаревой башне, то на Лазаревское кладбище.

Во всем околотке старушка была известна под именем бабушки Галины. Никому неизвестно было ее прошлое. Знали только, что она приобрела домик, будучи уже старушкой, как-то давным-давно, еще до холеры, и с тех пор живет в нем безвыездно. Все соседство было бы удивлено непомерно, если бы узнало, что у этой старушки такое прошлое, о каком никому и во сне не снилось.

Это была наша Галина. Это она, стопятилетняя старушка, доживала свой долгий век близ того места, где она видела более восьмидесяти лет назад труп своего любимого Сидорки Лихарева.

Все эти восемьдесят лет прошли для Галины как во сне.

Она видела «позорище» Салтычихи. Видела, как наказывали кнутом тех, кто сам когда-то владел кнутом не хуже палача. Видела затем саму Салтычиху в застенке и даже близко-близко заглянула в лицо своей когда-то грозной барыни. Бог весть, узнала ли Салтычиха Галину, но она так же внимательно посмотрела на свою прежнюю любимицу и, проворчав: «Стерва», – отвернулась. Пережила и своего благодетеля, графа Орлова, который, покидая Москву, дал ей вольную, снабдил щедро деньгами и отпустил на все четыре стороны.

Дождалась Галина и воли – воли, объявленной манифестом 19 февраля 1861 года. Еле-еле поверила старушка этому, и когда справедливость слуха о воле подтвердилась, тихо расплакалась и долго молилась перед иконой Божией Матери всех скорбящих, молилась так, как она обыкновенно молилась почти изо дня в день на Лазаревском кладбище, на каком-то еле приметном бугре, известном ей одной и ей одной дорогом.

На бугре этом в весеннее утро она как-то и умерла.

Нашли ее кладбищенские сторожа лежащей поперек бугра, с припавшим к свежей, вешней траве лицом, с признаками слез на глазах.

В тот же день воры пробрались в ее домишко и, роясь в разном убогом старушечьем скарбе, обронили нечаянно огонь. Домик к вечеру сгорел дотла.

Покойную похоронили там же, где она и умерла, возле бугра. Но над ней ничья благодетельная рука не поставила креста – и затерялась ее могила среди других могил, как теряется сиротливое дитя среди неродственного и чуждого ему люда…

Тюльпа происходит от собственного имени. Если верить преданиям, близ нынешней Трубной площади в Москве находился двор незначительного царского сокольника Тюльпы.

Елагин, бывший секретарь императрицы.