Джером Джером - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

Приход большой, а он не молодел. Пусть эти люди предоставят ему мыслящего и энергичного викария. Кое-кто был у него на примете — близкий родственник, который за небольшое жалованье, скромное настолько, что даже не стоит о нем упоминать, согласится занять эту должность. Кафедра не подходящее место для обсуждения подобных вопросов, но после службы святой отец будет счастлив поговорить в ризнице с теми прихожанами, которые решат остаться.

Во время исполнения гимна большинство присутствующих волновал один вопрос: сколько времени им потребуется, чтобы выбраться из церкви? До сих пор теплилась надежда, что преподобный Огастес Крэклторп, не обретя викария, сочтет подобающим своему достоинству покинуть приход, щедрый на сантименты, но удивительно скупой, когда дело доходило до денег в карманах.

Однако для прихожан церкви Святого апостола Иуды то воскресенье стало поистине несчастливым днем. Прежде чем можно было подумать об уходе, преподобный Огастес воздел руку и попросил возможности ознакомить их с коротенькой запиской, которую ему только что передали. Он не сомневался: от этого их сердца наполнятся радостью и благодарностью. Среди них нашелся человек, являвший собой образец христианской благожелательности, который оказал большую честь церкви.

Тут вышедший на пенсию оптовый продавец одежды из лондонского Ист-Энда — низенький тучный джентльмен, который недавно купил здесь особняк — заметно покраснел.

Джентльмен, до сих пор никому не известный, ознаменовал свое прибытие проявлением неслыханной щедрости, которое должно было стать блестящим примером для подражания всем богатеям. Мистер Горацио Коппер — священник, очевидно, с трудом мог разобрать имя.

— Купер-Смит, сэр, через дефис, — раздался тихий шепот — это был голос торговца с багровым лицом.

Мистер Горацио Купер-Смит, прибегнув — в этом преподобный Огастес не сомневался — к не самому недостойному способу как можно скорее заслужить любовь остальных жителей городка, изъявил желание оплатить расходы на викария исключительно из собственных средств. При таких обстоятельствах больше можно было не говорить о расставании преподобного Огастеса Крэклторпа со своими прихожанами. Преподобный Огастес Крэклторп смел надеяться, что останется пастором церкви Святого апостола Иуды и проживет здесь до самой смерти.

Более мрачная и серьезная толпа прихожан, чем толпа, покидавшая церковь Святого апостола Иуды в Уичвуд-он-зе-Хит в то воскресное утро, наверное, никогда не проходила через двери Божьей обители.

— Теперь у него еще больше времени, — произнес мистер Байлс, удалившийся на покой оптовый торговец скобяными товарами и младший ктитор, обращаясь к миссис Байлс, когда они заворачивали за угол Акация-авеню. — У него будет больше времени на то, чтобы стать настоящим бичом и камнем преткновения.

— А если этот его «близкий родственник» хоть чем-то похож на него…

— В этом можно не сомневаться, иначе он никогда не подумал бы о нем, — выразил мнение мистер Байлс.

— При встрече с миссис Пенникуп, — заявила миссис Байлс, — я выскажу все, что о ней думаю.

Только какой от этого будет прок?

Вероятно, из всех это больше всего беспокоило герра Пфаррера. Разве он не отец деревни? И, будучи таковым, разве не он должен следить, чтобы его дети вступали в удачный брак с подходящим спутником жизни? И вступали в брак в принципе. Ведь долг каждого достойного гражданина — на протяжении веков поддерживать священный огонь домашнего очага, воспитывать крепких парней и честных девушек, которые будут служить Богу и родине. Герр пастор Винкельманн был истинным сыном Саксонской земли — славным, простым, сентиментальным.

— Что ж, в вашем возрасте, Ульрих… в вашем возрасте, — повторял герр пастор, отставляя пиво и вытирая тыльной стороной ладони толстые губы, — я был главой семейства, отцом двух мальчиков и девочки. Вы никогда ее не видели, Ульрих, она такая милая, такая хорошая. Мы назвали ее Марией. — Герр Пфаррер вздохнул и спрятал широкое красное лицо за поднятой крышкой своей оловянной кружки.

— Должно быть, дома с ними весело… с малышами, — заметил Ульрих, поднимая свои мечтательные глаза на кольцо дыма, вырывавшееся из его длинной трубки. — Мне всегда нравились малыши.

— Найдите себе жену, — настаивал герр Пфаррер. — Это ваш долг. Милостивый Бог предоставил вам достаточные средства. Будет неправильно, если вы проживете жизнь в одиночестве. Из-за холостяков появляются старые девы, а от этого никакого проку.

— Верно, — согласился Ульрих. — Я часто говорил это самому себе: приятно чувствовать, что работаешь не только ради себя самого.

— Эльза же, — продолжал герр Пфаррер, — милая девочка, набожная и бережливая. Таких одна на миллион.

Лицо Ульриха осветила приятная улыбка.

— Да, славная девушка. Ее маленькие ручки — вы когда-нибудь обращали на них внимание, герр пастор? Они такие нежные и в ямочках.

Пфаррер оттолкнул пустую кружку и облокотился локтями о стол.

— Я думаю… Вряд ли она вам откажет. У меня есть причины полагать, что ее мать… Позвольте расспросить их… осторожно. — Красное лицо старого пастора зарделось еще больше в будоражащем предвкушении. Он был прирожденный сват.

Но Ульрих — колесный мастер — беспокойно заерзал на стуле.

— Чуть позже, — взмолился он. — Позвольте мне все обдумать. Мужчина не должен жениться, если он не уверен, что любит. Всякое может случиться. Это было бы несправедливо по отношению к девушке.

Господин Пфаррер протянул ладонь через стол и накрыл ею руку Ульриха.

— Это Ядвига. Вы дважды провожали ее до дома на прошлой неделе.

— Дорога слишком пустынна для хрупкой девушки, к тому же лежит через речку, — объяснил колесный мастер.

На мгновение лицо герра пастора приняло угрюмый вид, но потом опять просветлело.

— Ну-ну, почему нет? В некоторых отношениях Эльза была бы лучше, но Ядвига, ах, она тоже хорошая девушка. Немного диковата, наверное, но это пройдет. Вы говорили с ней?

— Пока нет.

— Но поговорите?

И опять в этих мечтательных глазах отразилась тревога. На этот раз уже Ульрих, оставив трубку, положил большие руки на деревянный стол.

— А как же человек может узнать, когда влюблен? — спросил Ульрих пастора, который, женившись дважды, имел большой опыт в таких делах. — Как он может быть уверен, что это именно та женщина и ни к какой другой его сердце не потянется?

Герр пастор был человеком заурядной внешности — маленький, толстый и лысый, — но прошедшие дни оставили ему голос, который до сих пор казался молодым. И в вечерних сумерках, скрывших увядшее лицо, Ульрих услышал только голос пастора, звучавший как голос мальчика.