Джером Джером - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

Обменявшись в поезде впечатлениями, мы пришли к выводу, что проиграли со счетом 2:1, и раздосадованный Гаррис выкинул разговорник в окно.

Наш багаж и велосипеды уже находились на пароходе, который ровно в двенадцать поднял якорь и двинулся вниз по реке.

Рассказывают, что как-то шотландец влюбился в девушку и решил на ней жениться. Как и все его соплеменники, человек весьма осмотрительный, он заметил, однако, что супружеская жизнь людей его круга, поначалу сулящая прочный союз, со временем превращается в кромешный ад, и все потому, что жених или невеста, желая «показать товар лицом», тщательно скрывают перед свадьбой свои недостатки. Постановив, что с ним ничего подобного не произойдет, никаких горьких разочарований не будет, шотландец делал предложение следующим образом.

— Я гол как сокол, Дженни. Мне нечего тебе предложить: ни денег, ни земли у меня нет.

— Дэви, мне нужен только ты!

— Этого маловато, любимая. Я всего лишь нищий оборванец, ни на что не годный. К тому же я и собой не хорош.

— Это как сказать: посмотри на других, они еще страшней будут.

— Какое мне дело до других, любимая. Плевать я на них хотел.

— Дэви, с лица воду не пить, некрасивый муж лучше красавчика. Зато никуда ты от меня не денешься, будешь дома сидеть, а не гоняться за юбками, как другие. С красавчиком ведь хлопот не оберешься.

— Плохо же ты меня знаешь, Дженни, бабник я, каких поискать, не смотри, что рожей не вышел. Ни одной девчонки не пропущу. Намучаешься ты со мной, Дженни, так и знай.

— Зато, Дэви, сердце у тебя доброе, и потом, ведь ты меня любишь?

— Люблю, Дженни, да боюсь, что скоро и ты мне надоешь. Я, конечно, добр, но это только пока все идет нормально, пока меня против шерсти не погладили. Сидит во мне какой-то бес — можешь у матушки спросить, это у меня отцовское. Как что не по мне — такой скандал учиню! Да и характер у меня с годами испортится, это уж как пить дать.

— Уж больно ты к себе строг, Дэви. Ты честный парень. Это главное. Я тебя лучше знаю, чем ты сам. Из тебя хороший хозяин выйдет…

— Скажешь тоже, Дженни! Если честно, водится за мной один грешок. Что ж тут хорошего, если я спокойно на выпивку смотреть не могу. Как учую виски, так рот сам собой и разевается, точно у лохтейского лосося. Пью, пью, все никак напиться не могу.

— Зато трезвый ты очень хороший, Дэви.

— Кто знает, Дженни. Не люблю, когда мне надоедают.

— Ничего, Дэви, я тебе надоедать не стану. Ты ведь будешь работать?

— Работать?! С какой это стати, Дженни? Нет, о работе лучше даже не заикайся, терпеть не могу работать.

— Ладно, Дэви, но ты ведь будешь стараться? Старание — это главное, как говорит наш пастор.

— Постараться-то постараюсь, да что толку, Дженни? Мне и на кусок хлеба не заработать. Человек слаб и грешен, а такого слабака и грешника, как я, Дженни, еще свет не видывал.

— Ладно-ладно, Дэви, это хорошо, что ты со мной откровенен. Другие наврут с три короба, а потом — мучайся с ними. А ты ничего не скрываешь, Дэви. Я, пожалуй, пойду за тебя, а там посмотрим, что из этого выйдет.

Что из этого вышло — никому не известно, в истории об этом ни слова, но, надо полагать, жена шотландца уже не имела права ни при каких обстоятельствах проклинать судьбу. Но даже если она и жаловалась на жизнь (язык женщины далеко ведь не всегда поступает в соответствии с законами логики), ее муж Дэви мог быть спокоен: ни одного упрека в свой адрес он не заслужил.

Подобно Дэви, я тоже хочу быть откровенен с читателем этой книги. Я хочу, ничего не скрывая, остановиться на ее недостатках. И не хочу, чтобы у читателя сложилось об этой книге превратное впечатление.

Учтите, из этой книги вы не вынесете никаких полезных сведений.

Если кому-нибудь придет в голову с помощью этой книги проделать путешествие по Германии и Шварцвальду, он заблудится, не добравшись и до устья Темзы. Но и это еще не самое страшное. Чем дальше он окажется от родных мест, тем с большими трудностями столкнется.

Жизнь научила меня, что осведомленность не является моей сильной стороной.

В молодости я работал в газете, из которой впоследствии вышли многие современные научно-популярные издания. Мы по праву гордились тем, что познавательные факты преподносились читателю в увлекательной форме. Где кончалось познание и начиналось развлечение, читатель должен был определить сам. Мы, например, давали советы, как вступить в брак, — серьезные, обстоятельные советы, и если бы наши читатели им следовали, то они сделались бы предметом зависти всех женатых людей в мире. Мы сообщали нашим подписчикам, оперируя цифрами и фактами, как нажить состояние, разводя кроликов. Наши доводы звучали настолько убедительно, что читателей, должно быть, удивляло, почему мы продолжаем выпускать газету, а не несемся сломя голову на рынок за парочкой кроликов-производителей. Я неоднократно информировал наших подписчиков о человеке, приобретшем двенадцать кроликов селекционных пород; через каких-нибудь пару лет они приносили ему годовой доход в две тысячи фунтов, и доход этот неудержимо рос из года в год. Возможно, деньги ему были не нужны. Возможно, он не знал, что с ними делать. Но деньги сами шли ему в руки. Что до меня лично, то мне никогда не встречались кролиководы, зарабатывающие по две тысячи в год, хотя, насколько мне известно, двенадцатью производителями селекционных пород обзаводились многие. Вечно с ними что-нибудь да случалось; должно быть, атмосфера, царящая в крольчатнике, убивала в хозяине всякую инициативу.

О чем мы только не информировали наших читателей: и о количестве лысых мужчин в Исландии — цифры, на мой взгляд, выглядели весьма внушительно; и о том, сколько копченых селедок уместится между Лондоном и Римом, если вытянуть их в прямую линию, голова к хвосту; и о том, сколько в среднем слов за день произносит женщина… Такого рода данные призваны были возвысить наших читателей над читателями других периодических изданий.

Инструктировали мы наших подписчиков и о том, как лечить кошек от эпилепсии. Лично я не верю — да и тогда не верил, — что кошачья эпилепсия излечима. Если бы моя кошка страдала эпилепсией, я бы постарался продать ее, а то и просто отдать. Но мы почитали своим долгом отвечать на все письма читателей. Какой-то идиот заинтересовался этим вопросом, и я перерыл кучу справочных изданий в поисках ответа, пока наконец в какой-то старинной поваренной книге в самом конце не нашел того, что искал. Каким образом эта информация попала туда — ума не приложу К кулинарным рецептам она не имела решительно никакого отношения, в книге не было и намека на то, что из кошек, пусть даже исцеленных от эпилепсии, можно приготовить что-нибудь съедобное. Автор делился своими соображениями об излечении эпилепсии у кошек из чистого великодушия. Впрочем, лучше бы он этого не делал; после публикации в редакцию хлынул поток гневных писем, и мы потеряли как минимум четырех подписчиков. Один наш читатель, например, сообщал нам, что совет обошелся ему в два фунта — именно в такую сумму была оценена разбитая кухонная посуда, вдобавок было разбито оконное стекло, а у самого читателя появились симптомы заражения крови. Что же касается кошки, то припадки у нее участились Рецепт же был весьма прост. Осторожно, чтобы не причинить кошке боли, вы зажимаете ей голову между колен и ножницами надрезаете хвост. Именно надрезаете, а не отрезаете весь хвост или часть его.