Джеймс Джойс - Избранные произведения. Том I

В итоге экзаменов Крэнли снова получил «хвост»; Стивен прошел, но с самым низким баллом. Стивен не считал, что его результат заслуживает сильного огорчения, [судя] он знал, например, что отец Артифони, решивший сдать вступительные экзамены, получил более высокий балл по английскому письменному, чем по итальянскому, причем его итальянскую работу проверял экзаменатор-полиглот, проверявший работы по французскому, итальянскому, арабскому, [еврейскому] древнееврейскому, испанскому и немецкому языкам. Стивен сочувствовал своему учителю, который со всем простодушием выражал открытое изумление. Однажды вечером во время экзаменов, когда Стивен беседовал с Крэнли под аркадами университета, мимо них прошла Эмма. Крэнли приподнял свою древнюю соломенную шляпу (вновь возвращенную им к жизни), и Стивен последовал его примеру. В ответ, игнорируя присутствие Стивена, она очень вежливо поклонилась его другу. Крэнли водрузил шляпу на место и несколько минут в ее тени предавался размышлению.

— С чего она это сделала? — спросил он.

— Возможно, как приглашение, — сказал Стивен.

Крэнли продолжал неотрывно смотреть на воздушное пространство, только что покинутое ею, — а Стивен с улыбкой повторил:

— Она имела в виду приглашение, возможно.

— Возможно.

— Без женщины ты неполон, — заметил Стивен.

— Только понимаешь, — сказал Крэнли, — уж больно она хренова толстуха…

Стивен промолчал. Ему было неприятно, что кто-то другой дурно говорит о ней, и он без улыбки встретил реплику Крэнли, с которою тот взял его под руку: «Поелику трогаем». Крэнли упорно считал это «старинным выражением,» означающим приглашение отправляться. Стивен давно уж обсуждал сам с собой, рекомендуется ли сказать Крэнли, что его выражение следовало бы подправить, но Крэнли так всегда напирал на «поелику», что это отбивало охоту к замечаниям.

Объявление результатов экзаменов имело следствием домашнюю сцену. Мистер Дедал мобилизовал все свои ресурсы бранных терминов, после чего спросил сына, каковы его планы на будущее.

— Никаких планов.

— В таком случае чем скорей ты очистишь площадь, тем лучше. Ты нам запудривал мозги, я вижу. Но теперь, да помогут мне Господь Бог и Его Святая Матерь, завтра я с утра первым делом напишу в Маллингар. Никакого смысла, чтобы твой крестный продолжал выбрасывать на тебя деньги зря.

— Саймон, — сказала миссис Дедал, — ты всегда первым делом хочешь раструбить всем. Разве нельзя быть порассудительней?

— К чертям рассудительность. Я что, не знаю эту компашку, куда он попал, паршивые патриоты да этот футбольный тип в бриджах. Сказать откровенно, Стивен, я думал, у тебя хватит гордости не связываться с такой canaille [61] Сволочь (фр.). .

— А мне кажется, Стивен не так уж и плохо сдал — он не провалился, и в конце концов…

— Как видишь, она за словом не полезет в карман, — сказал сыну мистер Дедал. — У нее это, можно сказать, наследственное. Ее семейка, они, ей-ей, знают абсолютно все, чего ни спроси, даже как часы устроены. Факт.

— Не надо лучше так раздувать это, Саймон. Многие отцы были бы рады иметь такого сына.

— А тебе не надо встревать между мной и моим сыном. Мы друг друга понимаем. Я ему ничего такого не говорю, а хочу только знать, что он делал двенадцать месяцев.

Стивен продолжал постукивать лезвием ножа по краю тарелки.

— Так что ты делал?

— Думал.

— Думал? И это все?

— И немного писал.

— Гм. Понятно. Словом, зря тратил время.

— Я не считаю, что думать это зря тратить время.

— Гм. Понятно. Знаю я, понимаешь, эту богемную публику, поэтов, которые не считают, что думать это пустая трата времени. Только все они при этом чертовски рады где-нибудь подцепить шиллинг да купить себе на него котлетку. А как тебе понравится думать, если котлетки нету? Разве ты бы не мог найти что-то определенное, какое-нибудь приличное место на государственной службе, — а там, ради бога, думай сколько душе угодно. Подготовься на какую-нибудь видную должность, таких масса, и пиши себе на досуге. Если, конечно, тебе не больше по вкусу подбирать корки по улицам и спать в скверике на скамейке.

Стивен не отвечал ничего. Когда вся эта ахинея была повторена раз пять или шесть, он поднялся и вышел. Он пошел в Библиотеку, чтобы отыскать Крэнли, и, не найдя его ни в портике, ни в читальном зале, направился в отель «Адельфи». Был субботний вечер, и во всех помещениях толпились клерки. [и] Клерк из Департамента Земледелия сидел в углу бара в шапке, сдвинутой далеко на затылок, и Стивен тотчас заметил, что темный пот вот-вот грозит выступить на распаленном его лице. Он был занят тем, что накручивал свой ус на согнутый указательный палец и бросал взгляды то на барменшу, то на ярлык своей бутылки портера. В бильярдной стоял сильный шум: у всех столов были игроки, и шары поминутно летели через борт. Отдельные игроки разоблачились от пиджаков.

Крэнли невозмутимо восседал на скамье, тянувшейся вдоль стены, и наблюдал за игрой. Стивен молча уселся рядом и тоже стал наблюдать. Шла партия на троих. Какой-то клерк в летах, с явно покровительственным видом, играл против двух молодых сослуживцев. Клерк в летах был высок и тучен, и на лице его, напоминавшем красное сморщенное яблоко, были очки в позолоченой оправе. Он был без пиджака и в таком отрывистом стиле разговаривал и играл, что казалось, он муштрует, а не играет. Оба молодых клерка были гладко выбриты. Один из них был коренастый юноша, игравший молча, с упрямой сосредоточенностью, другой — возбужденный, нервный, с белесыми бровями. Крэнли и Стивен наблюдали за ходом партии, которая ползла от очка к очку. У грузного юноши шар выпадал за борт трижды кряду, и счет рос так медленно, что маркер подошел и стал у стола, в виде напоминанья, что двадцать минут уже прошло. Игроки принялись чаще мелить кии, и, видя, что они так захвачены финалом партии, маркер не стал говорить им о времени. Однако присутствие его действовало на них. Клерк в летах мазнул кием по шару, сделав плохой удар, и отступил от стола, моргая и приговаривая: «На этот раз промахнулся». Возбужденный клерк заторопился сделать свой удар, промахнулся тоже и, продолжая глядеть вдоль кия, произнес: «Ох!» Упрямый клерк заложил свой шар точно в крайнюю лузу, и маркер тотчас же отразил сей факт на побитой грифельной доске. Несколько решающих секунд клерк в летах неподвижно всматривался поверх очков — затем сделал еще один промах и, тут же принявшись мелить кий, [энергично] коротко и резко бросил возбужденному юноше: «Ну давайте, Уайт. Поторопитесь».

Безнадежная мнимость этих трех существований пред его взором, неискупимое рабство их вызывали в глубине глаз Стивена резкое жжение. Он положил [локоть] руку на плечо Крэнли и порывисто проговорил: