Чарльз Диккенс - Избранные романы в одном томе [компиляция]

Мальчик, которого он беспрекословно слушался вначале, теперь потерял над ним всякую власть. Иной раз старик позволял своему прежнему спутнику сопровождать себя и даже давал ему руку, целовал его, гладил по голове. Но это случалось редко, большей же частью он хоть и ласково — просил мальчика уйти, не перенося его присутствия. И один ли, со своим ли покорным маленьким другом, или в обществе тех, кто ничего бы не пожалел, пошел бы на любую жертву, лишь бы успокоить его, — он оставался ко всему равнодушным, ко всему безучастным, убитым горем стариком.

И вот однажды утром он встал чуть свет и, взяв свой мешок, палку, ее соломенную шляпу и корзинку, с которой она не расставалась во время их скитаний, ушел из дому. Только они собрались за ним вдогонку, как на пороге появился мальчик из здешней школы; встревоженный, испуганный, он рассказал, что видел старика минуту назад, что старик в церкви — у ее могилы.

Они поспешили туда, осторожно отворили дверь и действительно, он сидел у могилы, будто терпеливо поджидая кого-то. Не мешая ему, они наведывались в церковь весь день. Когда стемнело, он вернулся домой и лег в постель, тихо прошептав: «Она придет завтра».

И весь следующий день он пробыл в церкви до позднего вечера, а ночью, ложась спать, снова сказал: «Она придет завтра».

И с тех пор каждый день он ждал ее, ждал у могилы. Кто знает, какие картины вставали перед ним в этой тихой, сумрачной старой церкви! Новые странствия по прекрасным местам, отдых под открытым небом, прогулки по полям и лесам и нехоженым тропинкам? А может быть, ему слышался знакомый голос, чудилось: вот знакомая фигурка, вот платье и волосы, весело развевающиеся на ветру? О чем были его думы — о прошлом? Или он ласкал себя надеждами на будущее? Он ни с кем не делился своими мыслями, никому не говорил, куда ходит. А по вечерам сидел в кругу друзей и с затаенной радостью, не ускользавшей от их внимания, раздумывал о побеге — с ней, вдвоем… ночью, следующей ночью; и, ложась спать, шептал снова к снова: «Боже! Молю тебя, сделай так, чтобы она пришла завтра!» В последний раз он ушел из дому теплым весенним днем и не вернулся в обычный час; они пошли искать его. Он лежал мертвый на каменной надгробной плите.

Его положили возле той, кого он так любил. И в этой церкви, что часта слышала их молитвы, часто видела, как они рука об руку молча сидят здесь, старик и девочка покоились теперь вечным сном, рядом друг с другом.

Волшебный клубок, который, разматываясь, уводил рассказчика в глубь повествования, катится все медленнее и медленнее и, наконец, останавливается. Он лежит у цели — дальше ему спешить некуда.

Нам осталось теперь отпустить на все четыре стороны тех, кто сопровождал нас в ртом путешествии, и сказать, что оно закончено.

Сладкоречивый Самсон Брасс и Салли, взявшись под ручку, требуют, чтобы мы прежде всего занялись ими обоими.

Как нам уже известно, мистер Самсон задержался у судьи и, покоряясь настоятельным просьбам этого джентльмена продлить свой визит, довольно долгое время пользовался его гостеприимством, причем хозяин уделял ему столько внимания, что он был совершенно потерян для общества и нигде не показывался, если не считать коротких прогулок (исключительно ради моциона) по маленькому мощеному дворику. Те, с кем мистеру Самсону приходилось теперь иметь дело, не преминули оценить его застенчивость и склонность к уединению, и им так не хотелось расставаться с ним, что они потребовали, чтобы два солидных домовладельца внесли за своего друга залог в размере полутора тысяч фунтов каждый, дабы он не покинул сей гостеприимный кров навсегда, если его выпустить на волю на других условиях. Восчувствовав эту милую шутку и решив подыгрывать ее зачинщикам до конца, мистер Брасс отыскал среди своих многочисленных знакомых двоих джентльменов, общий капитал коих равнялся пятнадцати пенсам минус какая-то мелочь, и выставил их в качестве поручителей (обе стороны почему-то остановились именно на этом забавном словечке). Однако поручительство вышеупомянутых личностей было отклонено после веселой и вполне дружеской перепалки, длившейся ровно двадцать четыре часа, вследствие чего мистер Брасс согласился остаться на своей временной квартире до тех пор, пока некая компания остряков (именуемая Большим Жюри) не свела его с двенадцатью другими забавниками, а те, покатываясь с хохоту, в свою очередь вменили ему в вину мошенничество и клятвопреступление. Впрочем, веселились не только они, ибо, когда мистер Брасс следовал в кэбе к тому зданию, где заседали эти шутники, уличные толпы встретили стряпчего градом тухлых яиц, забросали дохлыми кошками и, кажется, готовы были растерзать его на клочки, что еще больше подчеркнуло комизм положения мистера Брасса и, вероятно, доставило ему немалое удовольствие. Войдя во вкус, мистер Брасс решил продлить эту комедию и через своего адвоката обжаловал Приговор суда, сославшись на то, что ему было обещано помилование, если он чистосердечно во всем признается, и потребовав поблажек, кои делаются излишне доверчивым простакам, давшим поймать себя на удочку. После всестороннего обсуждения этого вопроса в совокупности с другими, не менее смехотворными, жалобу мистера Брасса передали в суд, а он сам тем временем снова отправился на свою прежнюю квартиру. Наконец кое-что разрешилось в пользу Самсона, кое-что против него, и путешествие за море ему заменили пребыванием на родине — правда, предъявив этому ее достойному сыну некоторые не столь уж суровые требования.

Требования эти заключались в следующем: мистер Брасс должен был прожить положенный срок в одном весьма поместительном здании совместно с другими джентльменами, которые получали там даровую квартиру и стол за счет общества, ходили в строгого покроя сером мундире с желтыми выпушками, стригли голову наголо и питались по большей части жидкой кашицей и. похлебкой. Кроме того, ему вменялось в обязанность принимать участие в общих упражнениях — то есть ежедневно отсчитывать бесконечные ступеньки некоего колеса, а чтобы ноги у него не ослабли с непривычки — носить на правой железный амулет, или талисман.

Когда все вышеизложенное было обусловлено, мистера Брасса препроводили на его новое местожительство в компании девяти других джентльменов и двух леди, причем они удостоились высокой чести совершить это путешествие в одном из собственных его величества экипажей.

Мы не можем умолчать и о более суровой каре, постигшей Самсона Брасса: имя его было вычеркнуто, изъято из списка стряпчих, что считается в наше время величайшим унижением и позором и свидетельствует о причастности к каким-то уж очень страшным злодействам, ибо в означенном списке наряду с именами почтенными благополучно значатся и такие, каким там, казалось бы, совершенно не место.