Элизабет Гаскелл - Избранные произведения в одном томе [компиляция]

− Мама! Папа собирается уезжать из Хелстона! − выпалила она. − Он собирается покинуть церковь и жить на севере в Милтоне.

Три самые трудные вещи были сказаны.

− Что заставляет тебя так говорить? − спросила миссис Хейл удивленно и недоверчиво. − Кто тебе рассказал такую чепуху?

− Сам папа, − ответила Маргарет, продолжая что-то говорить нежно, утешая, но не зная, как.

Они оказались рядом с садовой скамьей. Миссис Хейл села и заплакала.

− Я не понимаю тебя, − сказала она. − Или ты ошиблась, или я не вполне понимаю тебя.

− Нет, мама, я не сделала ошибки. Папа написал епископу, сообщив, что у него есть сомнения, что он не может оставаться священником англиканской церкви, что он должен покинуть Хелстон. Он также посоветовался с мистером Беллом, крестным Фредерика, — ты его знаешь, мама, — и он предложил нам поехать жить в Милтон, на север.

Миссис Хейл, не отрываясь, смотрела на Маргарет, пока та говорила. Тень на лице дочери сказала ей, что та, по крайней мере, верит в то, что говорит.

− Я не думаю, что это правда, − произнесла миссис Хейл наконец. − Он бы рассказал мне, прежде чем решиться на это.

Маргарет стало вдруг совершенно ясно, что матери следовало все рассказать. Как бы отец ни боялся ее недовольства и ропота, он допустил ошибку, не рассказав о переменах в своих взглядах, о намерениях изменить жизнь, предоставив жене услышать это из уст дочери. Маргарет села возле матери, склонила ее голову себе на грудь, наклонила собственную, нежно потерлась щекой о ее щеку.

− Дорогая, любимая мамочка! Мы так боялись причинить тебе боль. Папа так переживал — ты же знаешь, он не сильный, а ему предстояло пройти через такие ужасные испытания.

− Когда он рассказал тебе, Маргарет?

− Вчера, только вчера, − ответила Маргарет, почувствовав ревность, которая побудила расспросы. − Бедный папа, − она пыталась пробудить в матери сочувствие к отцу.

Миссис Хейл подняла голову.

− Что он имел в виду под сомнениями? − спросила она. − Конечно, он не стал думать иначе, он не знает ничего лучше церкви.

Маргарет покачала головой, и слезы появились в ее глазах, поскольку миссис Хейл затронула оголенные нервы ее собственного горя.

− Разве епископ не может призвать его к порядку? − спросила миссис Хейл нетерпеливо.

− Боюсь, что нет, − ответила Маргарет. − Но я не спрашивала. Я бы не вынесла то, что могла услышать в ответ. Во всяком случае, все уже решено. Он собирается покинуть Хелстон через две недели. Я не уверена, говорил ли он, что послал прошение об отставке.

− Через две недели! − воскликнула миссис Хейл. − Я думаю, это очень странно, неправильно. Я называю это жестокостью, − сказала она, начиная находить облегчение в слезах. − У него есть сомнения, ты говоришь, и он бросает свой приход, не посоветовавшись со мной. Смею сказать, если бы он мне рассказал о своих сомнениях сначала, я бы могла пресечь их в корне.

Маргарет чувствовала, что отец совершил ошибку, но она не могла слышать, как мать обвиняет его. Она знала, что его молчание было вызвано лишь любовью к жене и было, может быть, трусливым, но не бесчувственным.

− Я почти надеялась, что ты была бы рада уехать из Хелстона, мама, − сказала она, помолчав. − Ты никогда не чувствовала себя хорошо на этом воздухе, ты же знаешь.

− Не можешь же ты думать, что задымленный воздух промышленного города будет лучше этого воздуха, чистого и приятного, даже если он слишком влажный и расслабляющий. Подумать только, жить среди фабрик и рабочих! Хотя, конечно, если твой отец оставляет церковь, нас нигде не примут в обществе. Это будет таким позором для нас! Бедный дорогой сэр Джон! Хорошо, что он не дожил и не видит, до чего дошел твой отец. Каждый день после ужина, когда я была маленькой девочкой и жила с твоей тетей Шоу в Бересфорд-Корте, сэр Джон обыкновенно произносил первый тост:

«Церковь и король, и долой «охвостье»!»

Маргарет была рада, что мысли матери перешли от факта умолчания ее мужа к тому, что должно было быть так близко ее сердцу. Помимо серьезного и важного беспокойства о природе сомнений отца было еще одно обстоятельство, которое причиняло Маргарет сильную боль.

− Ты знаешь, мама, у нас здесь очень маленькое общество. Горманы, наши ближайшие соседи (трудно назвать их обществом, если мы едва с ними видимся), занимались торговлей так же, как и многие люди в Милтоне.

− Да, − ответила миссис Хейл почти возмущенно. − Но, во всяком случае, эти Горманы сделали экипажи для половины дворянства в стране и были в своего рода отношениях с ним. Но эти фабричные люди… Ради чего кто-то будет носить хлопок, если может позволить себе лен?

− Хорошо, мама, я уступаю прядильщикам хлопка, но защищаю их не больше, чем других рабочих. Только нам придется общаться с ними.

− Почему твой отец выбрал Милтон?

− Отчасти, − ответила Маргарет, вздыхая, − потому, что он так отличается от Хелстона, отчасти потому, что мистер Белл говорит, что там есть вакансия частного учителя.

− Частный учитель в Милтоне! Почему он не может поехать в Оксфорд и быть учителем для джентльменов?

− Ты забываешь, мама! Он оставляет церковь из-за своих убеждений, его сомнения не пойдут ему на пользу в Оксфорде.

Миссис Хейл молчала какое-то время, тихо плача. Наконец она произнесла:

− И мебель. Как, в конце концов, мы справимся с переездом? Я никогда в жизни не переезжала, и у нас только две недели, чтобы подумать об этом!

Маргарет почувствовала невыразимое облегчение, обнаружив, что беспокойство и страдания матери подавлены этим вопросом, таким незначительным для нее самой, и в решении которого она могла помочь. Она все распланировала и убедила мать, по возможности, заняться подготовкой, чтобы все было готово до того, как они узнают что-то более определенное о намерениях мистера Хейла. На протяжении всего дня Маргарет не оставляла мать одну, всеми силами души стараясь уследить за перепадами ее настроения. Маргарет очень хотелось, чтобы вечером ее отец нашел спокойный прием дома. Она без конца повторяла, что он, должно быть, долго держал это в секрете и испытал немало горя, а ее мать холодно отвечала, что ему следовало рассказать ей все, что, во всяком случае, у него был бы советчик, чтобы дать ему наставление. У Маргарет дрогнуло сердце, когда она услышала шаги отца в холле. Она не осмелилась выйти встречать его и рассказать, что ей пришлось делать весь день, чтобы смягчить ревнивое раздражение матери. Она услышала, что он медлит, как будто ждет ее или какого-то знака от нее, но не осмелилась пошевелиться. По подергивающимся губам матери и ее побледневшим щекам Маргарет поняла, что та знает о возвращении мужа. Вскоре он открыл дверь в комнату и встал в проходе, не решаясь войти. Его лицо было серым и бледным, а взгляд робким и боязливым, почти жалким. Но этот взгляд унылой неуверенности, умственной и телесной вялости тронул сердце миссис Хейл. Она подошла к нему, бросилась на грудь мужа, плача.