Ким Ирён - История цветов

«История цветов»… Название сборника не просто подсказано одним из произведений, включенных в его состав. Можно сказать, что оно в какой-то мере символично. Здесь представлен в образцах путь развития корейской классической прозы от ее ранних памятников до произведений конца XVIII века — вот почему «история», а «цветы» — это сами сочинения, не похожие друг на друга, каждое со своим «ароматом» и «сезоном цветения».

Действительно, в книге собраны произведения разных жанров прозы, которые создавались многими авторами на протяжении более чем шести веков, но все эти памятники имеют и одну общую черту: они написаны на ханмуне — корейском варианте китайского литературного языка вэньяня. Китайскую иероглифическую письменность и язык корейцы заимствовали в начале нашей эры и сразу же предприняли попытку приспособить иероглифы для записи родной речи. Такое использование иероглифов практиковалось до XV века, когда в 1446 году была создана своя оригинальная письменность. Но и вплоть до XX века ханмун продолжал оставаться языком официальных документов, исторических и философских сочинений, а также многих произведений поэзии и прозы. Поэтому корейская литература была двуязычной.

С двуязычием в средневековой Корее связано и своеобразное понимание ценности сочинения: произведения, написанные на корейском языке, считались более низкими, чем те, что создавались на китайском.

Итак, в сборнике представлена проза «высокого ранга», предназначенная в средневековой Корее читателю, «грамотному по-китайски», то есть образованному сословию.

Литературные вкусы в Корее складывались, в значительной мере, под влиянием китайской словесности. Образованный кореец был хорошо начитан в китайской классической литературе, без таких знаний немыслимо было сдать государственные экзамены и сделать карьеру чиновника, поэтому он легко ориентировался в ней и получал эстетическое удовольствие, узнавая в тексте то или иное название, эпизод, имя. Вот почему в корейской прозе и поэзии мы находим китайскую систему жанров, а также своеобразный язык, изобилующий цитатами из сочинений китайских авторов и намеками на события и поступки героев этих произведений.

Заимствование языка и письменности дали возможность Корее приобщиться к китайской культуре и прежде всего — к религиозно-этическим системам конфуцианства, даосизма и буддизма, которые оказали огромное влияние на формирование и развитие корейской литературы.

Конфуцианство пришло в Корею в первых веках нашей эры, в период становления корейской государственности. Рассматривая человека как члена коллектива, конфуцианство сформулировало правила социального поведения, создало идеал образцовой личности, гармонически сочетающей в себе нравственность и культуру, а также представления об устройстве общества на справедливых и гуманных началах.

Даосское учение, напротив, осуждает цивилизацию и связанные с нею социальные институты. Оно отвергает идею долга, служения — общественного назначения человека и призывает обратиться к природе, которая, в противоположность обществу, всегда естественна, неизменна и гармонична.

Буддизм рассматривает жизнь как страдание и учит не стремиться к суетному существованию, материальным ценностям, а встать на путь просветления, чтобы уйти за пределы моря мучений, которым человек подвержен в земной жизни.

Первые буддийские проповедники пришли в Корею из Китая в IV веке, а через сто лет эта религия уже распространилась по всему полуострову.

Проповедь избавления от страстей не помешала корейским буддистам активно участвовать в жизни общества. Так, монах часто был центральной фигурой в ритуалах, связанных с плодородием, многие монахи занимали государственные должности, служили советниками у государя и принимали участие в посольских миссиях. Они имели свою «табель о рангах» и для получения очередного «чина» должны были сдать экзамены.

Особое распространение получает учение буддийской секты с о н (китайская «чань» и японская «дзэн»). Это учение проникло в Корею из Китая в конце VIII века, быстро завоевало популярность и стало ведущей буддийской школой. Корейские монастыри школы сон также входили в систему государственных учреждений, а монахи должны были сдавать экзамены и, подобно мирянам, делать карьеру, получая должности и титулы.

Успех распространения буддизма в Корее можно объяснить, в частности, и особым свойством этой религии, которая легко приспосабливалась к местным условиям. Буддизм всегда умел не только мирно сосуществовать с народными верованиями, но и стремился слиться с ними, истолковать их по-своему. Иллюстрацией такого переплетения буддийских представлений с корейским мифом могут служить легенды из «Событий времен Трех государств», которыми начинается сборник.

«События времен Трех государств» — исторический труд одного из видных деятелей корейского чань-буддизма Ким Ирёна (1206—1289), который занимал самый высокий пост «государственного наставника». В этом памятнике собраны предания, связанные с образованием на Корейском полуострове ранних государств, правлением первых государей, а также легенды о буддийских наставниках.

Легенды рассказывают о пути буддийского подвижника к просветлению и основываются они на корейском мифе о смерти, а затем рождении солнца. Корейское солнце «умирает» в горе или земле, «рождает» его персонаж, связанный с водой. Буддийские легенды сохранили число участников мифа: герой — само солнце, гора (или земля) и водяное существо. Персонажи распределены по тем же ролям, что и герои мифа, они даже сохранили мифологические признаки, лишь сменили свои имена. Так, в легендах герой вначале живет в горах или приходит на пашню. Светлая сущность будды, которая в нем заложена, еще не проявилась, она мертва, скрыта в горах или земле. Например, в легенде «Двое святых с горы Пэквольсан — Нохыль Пудык и Тальталь Пакпак» герой укрывается в горах, в «каменных покоях», а в «Ёнхве бежит от славы» смерть появляется в человеческом облике: это — старик пахарь, которого встречает в горах буддийский подвижник. Старик пашет, готовит землю к посеву — похоронам семени, которое затем должно дать всходы — вновь ожить. «Мертвое семя» — это и есть сам пока еще не познавший истину монах-отшельник. В легенде «Явление бодхисаттвы Кваным наставнику Вонхё» смерть появляется в виде женщины-жницы, которая отказывается дать герою колос. Колос в мифах народов мира всегда связан с жизнью, а срезание колосьев означает смерть, и поэтому отказ дать колос — это лишение жизни. Женщина-жница к тому же появляется в белом платье, а белый цвет в древней Корее был связан со смертью. Так легенда, описывая состояние омраченности героя, опирается на мифологические образы смерти.