Николай Миклухо-Маклай - Путешествия на Новую Гвинею (Дневники путешествий 1874—1887). Том 2

Сперва я обратил внимание на жилища туземцев. На о. Андра хижины расположены иным образом, чем на южном берегу большого острова и в деревнях на холмах северного берега. Они не стоят вокруг площадок, как там, а тянутся по сторонам тропинки, идущей параллельно песчаному берегу моря, стоя иногда одиноко у тропинки, иногда группами по три или четыре. Около дерева, под которым была подвешена моя койка, находилось пять хижин, из которых одна представляла так называемый здесь ум-камаль, или просто камаль, т. е. большую хижину, где мужчины проводят свободное время, едят, принимают гостей и т. п. Камаль служит также спальней для неженатых мужчин и для ночевок посетителей из других деревень [205]. Размеры смеренного камаля: 9 м длины, 5 м ширины и почти 6 м высоты. Остальные хижины, называемые просто «ум», были семейные хижины. Последние обыкновенно немного меньше, но гораздо ниже (не более 3 м высоты) первых, т. е. камаль. Семейные хижины имели четырехугольную форму с небольшим двориком, так называемым сарри, обнесенным высокою изгородью перед входом. Кроме высоких нар, на которые садятся мужчины во время еды, на двориках находится очаг, состоящий из трех специально для этой цели выбранных камней, между которыми разводится огонь и ставятся горшки. Дворики главным образом устроены для того, чтобы избегнуть при домашней работе, еде, отдыхе и т. п. назойливости свиней, которых немало бегает в деревне. Крыши обоего рода хижин (т. е. ум-камаль и ум) спускаются чуть не до земли, так что боковых стен почти не видно с внешней стороны хижины. Двери ум-камаль сравнительно с дверями семейных хижин широки и часто украшены рядами белых раковин (Ovula ovum), деревянными фигурами по сторонам входа или резными столбиками. У хижин сидело несколько старух и детей; меновая торговля отвлекла к шхуне и на риф всех мужчин и многих женщин.

Ежедневная жизнь туземцев здесь, вследствие нередких посещений европейских судов, потеряла уже ту первобытность и отчасти монотонность, которые мне так нравились на берегу Маклая, куда, как я сам испытал, по 28 месяцев, а иногда еще больше не заходят суда [206]. Спокойная жизнь туземцев при приходе торговых судов сменяется лихорадочною работой; каждый старается наловить больше трепанга, жемчужных раковин и т. п. Стимулами деятельности являются пока лишний наперсток (потребляемый как мера) бисера, лишний кусок обручного железа, лишний кусок красной бумажной материи и т. п. Туземцы удовлетворяются еще этим, но скоро они станут требовать ножей, стальных топоров, а затем пожелают и ружей, пороха и т. д. Новые требования и стремление к наживе упрочат, разумеется, торговые сношения с европейцами, которые не замедлят познакомить туземцев с табаком, спиртными напитками и т. д. До сих пор еще ни то, ни другое не вошло в употребление на о-вах Адмиралтейства, несмотря на то, что разным шкиперам очень хотелось научить туземцев курить, так как выменивать на табак произведения островов им очень выгодно, но попытки эти им еще не удались. К сожалению, это, однако же, только дело времени. Табак и водка — дешевые товары, которые европейцам слишком выгодно сбывать [207]. Что последние губят туземцев, — до этого шкиперам и торгашам мало дела.

Возгласы нескольких женщин, которым их мужья или сыновья привезли со шхуны значительное количество бисера, прервали мои размышления о взаимодействии рас на островах Тихого океана. Большинство женщин занялось нанизыванием бисера, только одной из них не досталось ничего. Так как она была татуирована и не казалась особенно пугливой, я послал мальчика Качу за ней: хотелось рассмотреть внимательно здешнюю татуировку и нарисовать портрет женщины. Несколько показанных мною стеклянных бус приманило ее к моей койке. Лицо, руки, живот, спина, верхняя часть ног ее были испещрены перекрещивающимися рядами (по два и по три) линий, состоящих из шрамов от небольших надрезов. Так как цвет кожи женщины (как и всех жителей о-вов Адмиралтейства вообще) [208] не был особенно светел, то татуировка была хорошо видна только на близком расстоянии и при хорошем освещении. Общий эффект ее был далеко не такой замечательный, как татуировка наколами на о-вах Полинезии. Шрамы были от 4 до 6 мм длины и от 1 до 0,5 мм ширины. Кроме этих шрамов, расположенных линиями, на плечах этой женщины виднелось несколько плоских пятен, так называемых здесь «тунудун», произведенных прижиганием с помощью небольших угольков, которые кладутся на кожу горящими и оставляются на ней, пока они не превратятся в пепел. Так как описывать расположение татуировки было бы и длинно и сложно, то я принялся рисовать портрет женщины, намереваясь особенно тщательно нарисовать именно татуировку. Исполнение этого желания, однако же, не удалось. Послышался зов с приближавшейся пироги, и оригинал моего будущего рисунка вскочил и бросился к берегу.

В пироге находился, как оказалось, муж этой женщины, вернувшийся из деревни на большом острове Адмиралтейства. Он привез с собою разные вещи, вероятно подарки приятелей, к которым он ездил, а также большое «поэку» (деревянное блюдо для кушанья) с вареным таро. Вид последнего и во мне возбудил аппетит, и я направился к группе, расположившейся около входа в одну из хижин. Любезный муж, возвращаясь с хорошего завтрака, не забыл свою молодую жену. Он привез остатки съеденного им завтрака (или, может быть, ужина). Когда я подошел ближе, то увидал, что женщина держала большую кость в руках и зубами отрывала куски еще кое-где висевшего мяса. По форме кости мне легко было признать ее за верхнюю половину человеческого femur. Это был первый раз, что я увидал собственными глазами на о-вах Адмиралтейства положительный пример людоедства [209]. Женщина, казалось, ела с большим аппетитом и передала, наконец, почти голую кость другой женщине, ее сестре, уже ожидавшей очереди поесть мяса и не трогавшей большой кусок таро, который находился у нее в руке. Стоявший рядом ребенок, девочка лет трех, следила за старшими завистливыми глазенками. Через час времени приблизительно я заметил в руках этой девочки ту же, но уже совершенно очищенную кость. В поэку, между таро, находилось несколько кусков темного мяса, вероятно человеческого; они были слишком велики для кусков мяса кускуса и без всякого жира, чтобы оказаться мясом свиньи.

Не купив таро, я вернулся к своей койке, надеясь докончить начатый портрет. Хотя, как и утром, ко мне подошло несколько женщин и детей, но между ними татуированной женщины не было. У каждой из присутствовавших было на теле и на лице по нескольку татуированных фигур и линий, но сравнительно в очень незначительном количестве и мало заметных, так как женщины эти были пожилые и старые, почему имели кожу более темную и морщинистую. Видя, что я интересуюсь татуировкой, одна из них достала откуда-то кусок обсидиана и плоским камнем отбила несколько маленьких осколков. Выбрав один и заметив, что я внимательно слежу за нею, она вздумала показать мне свое искусство на одной из сидевших около нее девочек, которая, однако ж, убежала. Тогда я протянул ей свою руку и указал ей на место выше локтя. Она резнула меня несколько раз, что причинило весьма незначительную боль.