Асатаро Миямори - Подвиги самураев. Истории о легендарных японских воинах

– Ваш аргумент звучит нелепо, – высокомерно возразил его оппонент возрастом гораздо моложе. – Вы говорите так, будто на самом деле считаете жестокость достойным принципом в управлении государством. Пусть вы правы, тогда почему цари Древнего Китая Чжоу и Цзинь, а также самураи кланов Таира и Асикага в нашей собственной стране так скоро оказались у разбитого корыта? Вспомните, что сегодня мы отмечаем годовщину кончины отца нашего господина, и поэтому вполне можно предположить, что именно наш господин пожелал освободить белоглазку ради успокоения боготворимого духа покойного. Своим непреднамеренным проступком Кацуно совершила еще и человечный поступок – освободила томившуюся в неволе несчастную птицу. Я где-то прочитал такие вот строки:

По-моему, Кацуно ничего предосудительного не совершила в прямом значении этого слова, а, наоборот, поступила совершенно правильно.

Все присутствующие, за исключением Ситироемона и О-Торы, слушали речи Хатия в защиту Кацуно с замиранием сердца. Эта злонамеренная парочка настаивала на изгнании провинившейся девушки из замка, но их аргументы Нобуюки пропустил мимо ушей и решил дело замять. Кацуно, все это время простоявшая коленопреклоненной, теперь уже буквально молилась на своего избавителя со всей искренностью своей целомудренной души.

Цуде Хатия уже исполнился тридцать один год. Он родился в семье простого земледельца, а вырос красивым, прекрасно образованным юношей. На шестнадцатом году жизни его взяли мальчиком-слугой в дом Нобуюки, хозяин которого в скором времени стал относиться к нему с большой симпатией. Хатия посвятил все свои часы досуга дальнейшему изучению классической литературы и совершенствованию искусства боевого единоборства. И поскольку этот юный самурай быстро проявил незаурядные управленческие способности, весьма редко обнаруживавшиеся у умственно не совсем развитых самураев тех дней, он стремительно взлетел по служебной лестнице на самый верх и к нынешнему моменту, будучи еще совсем молодым человеком, получил назначение на пост главного советника. В статусе наместника сёгуна он пользовался огромной властью. Но при всем его высоком положении и широчайших полномочиях, способных вскружить голову любому настолько молодому вельможе, на публике и в личной жизни Хатия отличался непритязательностью. При этом он служил своему господину с предельной верностью и высочайшим усердием, заручившись обожанием со стороны буквально всех представителей правящего рода за свой добрый нрав и многочисленные достоинства.

Однажды вечером Хатия предстал перед своим господином, вызвавшим его в самом срочном порядке.

– Хатия, – безо всяких предисловий начал Нобуюки с ласковой улыбкой, – я так считаю, что твой час пробил, разве не так?

– Прошу прощения, мой господин, но я вас не понимаю, – произнес Хатия с явно озадаченным видом.

– Для одного важного, касающегося тебя дела.

– Для важного, касающегося меня дела? – эхом отозвался молодой человек, еще более озадаченный, чем прежде.

– Ха, ха, ха! Какой-то ты сегодня недогадливый! Надо что-то решать с Кацуно!

Хатия не находил, что ему сказать. Нобуюки, страстно желавший женить Хатия, уже не в первый раз пытался выступить в качестве свата своего верного сановника с ходатайством перед Кацуно. Всей душой одобрявший предложенную ему кандидатуру невесты, Хатия не скрывал своего пламенного расположения к этой девушке, но даже здесь, однако, его благоразумие брало верх, и он вспоминал поговорку «полнолуние всегда сменяется полным затмением». Его назначение главным советником сёгуна через головы вельмож значительно старше уже считалось поводом для больших обид при дворе; а если он женится на признанной первой красавице правящего рода Кацуно, разве он не подарит своим врагам массу новых оснований для зависти и неприязни? К тому же он прекрасно знал о бешеной привязанности Ситироемона, и ему совершенно не хотелось вызвать у него очередной приступ негодования; поэтому под всевозможными предлогами он из месяца в месяц выкручивался перед своим господином, желавшим ему только добра, но соглашавшимся ждать.

– Ты снова говоришь «отложим до следующего месяца»? – угрюмо промолвил Нобуюки, так как молодой человек продолжал молчать. – Даже не пытайся снова обмануть меня таким образом!

Хатия ничего не ответил, склонив голову в знак почтительного внимания.

– Отвечай мне немедленно! Что молчишь?.. Скажи мне, тебе не нравится эта девушка?

– Совсем наоборот, мой господин, но я боюсь услышать от нее отказ!

– В этом вся причина! Оставь свои сомнения на сей счет; я все о ней выведал. Несчастная девочка! С того самого случая, когда она упустила белоглазку, ее недуг только усугубился, и она совсем исхудала!

Наблюдательный и питающий к нашей девушке большое сочувствие Нобуюки обнаружил, что Кацуно сгорает от любви к Хатия.

– Не терзайте меня, мой господин! Я назову вам истинные причины моих сомнений.

После такого предисловия Хатия перечислил свои аргументы, каждый из которых его господин возрастом постарше сопроводил кивком одобрения.

– Остается только восхищаться твоим природным благоразумием и благоприобретенной предусмотрительностью, – промолвил он, когда Хатия закончил изложение своих соображений. – И заруби себе на носу: ничего толкового ты никогда не добьешься, если будешь слишком много внимания уделять чувствам других людей. А воспылавшего безнадежной любовной страстью старину Ситироемона бояться не стоит. Я решил позаботиться о твоем семейном счастье. А я никогда не останавливаюсь на половине пути. К тому же у меня появилось желание воплотить в жизнь мечту Кацуно. Но поскольку приближается окончание года, мы отложим свадьбу до празднования наступления Нового года, и тогда уже я больше не стану слушать твои отговорки. Да, да, именно так все произойдет, Хатия.

Произнося все это, Нобуюки вызвал служанку и тихим голосом отдал ей некое распоряжение. Тут же внесли кувшинчик саке и несколько чашек. Затем фусума [2] Ф у с у м а – скользящая дверь в виде оклеенной с двух сторон бумагой деревянной рамы, используется для деления большой васицу – японской комнаты на несколько частей. , отделявшая соседнюю комнату, беззвучно съехала в сторону, и появилась красивая молодая женщина в ярком утикаке, или кимоно, полная изящества, вставшая на колени у порога перед присутствующими мужчинами. Все узнали в ней прекрасную Кацуно.