Шарль Нодье - Infernaliana или Анекдоты, маленькие повести, рассказы и сказки о блуждающих мертвецах, призраках, демонах и вампирах

Я уже говорила о господине, раз в год приезжавшем повидать меня. Когда мне исполнилось пятнадцать, этот господин посадил меня в карету вместе с моей дуэньей. Вышли мы оттуда на третий день или, вернее, на третью ночь, так как было уже довольно темно. Какой-то незнакомец отворил дверцу кареты и сказал:

— Вы находитесь на площади Белькур; на углу дом прево Жака де ла Жакьера. Куда прикажете вас отвезти?

— Прикажите въехать в первые ворота за домом прево, — ответила моя дуэнья.

Тут Тибо насторожился, так как по соседству с ними в самом деле жил некий господин де Сомбр, слывший невероятным ревнивцем.

— Мы въехали в ворота, — продолжала Орландина. — Нас провели в просторные и богатые покои, а оттуда по витой лестнице в очень высокую башню, окна которой были затянуты толстым зеленым сукном. Башня была, однако, хорошо освещена. Дуэнья усадила меня в кресло и дала мне для развлечения мне свои четки, а сама вышла и заперла дверь на два оборота ключа.

Оставшись одна, я отбросила четки, взяла ножницы, висевшие у меня на поясе, и разрезала зеленую материю, закрывавшую окно. В соседнем доме я увидела другое окно, а сквозь него — ярко освещенную комнату, где пировали три кавалера и три молодые девушки. Они пели, пили, смеялись и целовали друг друга…

Орландина прибавила и другие подробности, а Тибо чуть не задохнулся от хохота, так как она описывала его позавчерашнюю пирушку с друзьями и тремя молодыми девицами из города.

— Я внимательно наблюдала за ними, — возобновила Орландина свой рассказ, — как вдруг услышала, что дверь отворяется. Я тут же схватилась за четки. Вошла моя дуэнья. Она взяла меня за руку и, ни слова не говоря, снова повела в карету. Ехали мы долго и остановились у последнего дома предместья. Дом тот казался всего-навсего хижиной, но внутри все было обставлено весьма красиво, в чем ты сам убедишься, когда арапчонок укажет нам дорогу — ибо я вижу, что он нашел огниво и зажег фонарь.

— Скажи, будь добра, потерявшаяся красавица, — прервал Тибо, целую ручку молодой дамы, — одна ли ты живешь в этом домике?

— Совсем одна, — ответила дама, — с этим арапчонком и моей дуэньей. Но не думаю, что дуэнья сегодня вернется домой. Господин, приказавший отвезти нас в хижину, два часа назад велел нам встретиться с ним у одной из его сестер; но поскольку он послал карету за священником, нам пришлось идти пешком. На улице один прохожий остановил нас, восхищаясь моей красотой; глухая дуэнья подумала, что он сказал мне какую-то грубость, и принялась поносить его. В ссору стали вмешиваться и оказавшиеся рядом люди. Я испугалась и убежала; арапчонок побежал за мной, упал и уронил фонарь; тогда-то, месье, я к своему счастью встретила вас.

Тибо собрался было ответить любезностью, как вдруг появился арапчонок с зажженным фонарем. Они двинулись в путь и дошли до одинокой хижины в конце предместья; арапчонок отпер дверь ключом, висевшим у него на поясе. Убранство хижины отличалось изысканностью, и среди драгоценных предметов обстановки выделялись кресла, обитые генуэзским бархатом с золотой бахромой, и кровать, крытая венецианским муаром. Но все это мало заинтересовало Тибо; он видел только прелестную Орландину.

Арапчонок приготовил ужин и накрыл на стол. Тибо заметил, что то был не ребенок, как ему показалось вначале, а старый черный карлик отвратительной наружности. Карлик принес на позолоченном блюде четырех аппетитных куропаток и бутылку превосходного вина. Тибо никогда не доводилось есть и пить ничего столь вкусного; по его жилам, казалось, заструился сверхъестественный огонь. Что же касается Орландины, то ела она немного, но все время посматривала на своего гостя, то бросая ему нежные и невинные взгляды, то всматриваясь в него такими лукавыми глазами, что молодой человек едва не терялся.

Наконец арапчонок пришел убирать со стола. Тогда Орландина взяла Тибо за руку и сказала:

— Как мы будем проводить вечер, прекрасный кавалер?.. Мне пришла в голову одна мысль: вон большое зеркало, давай смотреться в него, как я делала в замке Сомбр. Меня тогда очень забавляло, что дуэнья сложена иначе, чем я; а теперь хочется посмотреть, чем я отличаюсь от тебя.

Орландина поставила перед зеркалом два кресла, после чего расстегнула камзол Тибо и сказала:

— Шея у тебя, как моя, плечи тоже, — но грудь до чего непохожа! Год назад и моя была такой, но теперь она так выросла, что я ее прямо не узнаю. Сними же свой пояс… сбрось камзол… а для чего эти шнурки?

Тибо, совсем потеряв голову, понес Орландину на кровать, крытую венецианским муаром, и уже почитал себя счастливейшим из смертных. Но счастье длилось недолго… Незадачливый Тибо внезапно почувствовал, как в его чресла впились острые когти…

— Орландина! — воскликнул он.

Орландина исчезла. Вместо нее он сжимал в объятиях ужасное скопище жутких и невообразимых форм.

— Я не Орландина! — вскричало чудовище страшным голосом. — Я — Вельзевул!..

Тибо хотел было воззвать к Спасителю, но дьявол, угадав его намерение, схватил его зубами за горло и не позволил произнести святое имя…

Утром крестьяне, которые везли свои овощи на базар в Лионе, услыхали стоны, доносившиеся из заброшенной лачуги у дороги, которая служила местом свалки. Войдя туда, они увидели Тибо, распростертого на полуразложившейся туше… Крестьяне положили его в большую корзину и отвезли к лионскому прево. Бедный Жакьер узнал своего сына…

Тибо уложили в постель; вскоре он как будто стал приходить в себя. Затем он слабым голосом произнес:

— Откройте дверь этому святому отшельнику.

Сначала его никто не понял, но после дверь открыли и увидали почтенного монаха. Тот вошел и попросил оставить его наедине с Тибо. Долго слышались увещевания отшельника и вздохи несчастного молодого человека. Когда все стихло, дверь открыли. Отшельник исчез, а Тибо лежал на кровати мертвый с распятием в руках…

В тринадцатом веке герцог Бельмонте (в Монферрате) [19] в Монферрате — Монферрат — историко-географический регион в Пьемонте (Италия). без памяти влюбился в дочь одного из своих крепостных. Звали ее Абелина. Он мечтал овладеть ею по праву господина, но ее не торопились выдавать замуж, и от этой медлительности бушевавшее в нем пламя лишь нетерпеливо разгоралось.

Однажды, будучи на охоте, он повстречал молодую Абелину, которая пасла отцовское стадо, и спросил, отчего ее никак не выдадут замуж. «Вы причина тому, милорд, — отвечала она. — Юноши более не могут выносить бесчестье и стыд, отдавая своих жен в первую брачную ночь, и родители наши не готовы играть свадьбы, пока право сеньора не будет отменено».