Шарль Нодье - Infernaliana или Анекдоты, маленькие повести, рассказы и сказки о блуждающих мертвецах, призраках, демонах и вампирах

Селестином звали пропавшего мальчика.

— Отец, — сказал старший сын, Тома, высокий парень лет двадцати, — я пойду с тобой.

— Пойдем, если тебе достанет храбрости, — отозвался Фортен. — Но предупреждаю тебя, я пойду прямо к двум дубам.

— Даже не думай об этом, отец, — возразил Тома.

— Ты можешь оставаться или идти со мной, — отвечал Фортен, — я же готов погибнуть, но разоблачить эти дьявольские козни. Я должен найти нашего Селестина; не сомневаюсь, что он побежал за проклятой собачонкой. Что же! и я последую за нею, и если это дьявол, я заполучу его рога — или же он унесет меня.

— Пойдем, — промолвил Тома.

Все семейство дрожало от страха и никто не отважился, а возможно, и не подумал возражать, выслушав этот безрассудный план.

И они ушли; ночь была темна, и Тома напрасно светил фонарем: каждую минуту они натыкались на деревья, путались в кустарнике, возвращались по своим следам, пытаясь выбраться из чащи — и все дальше уходили в лес.

Наконец они вышли на большую западную дорогу; здесь идти стало свободнее.

С час они шагали в молчании, прислушиваясь и надеясь услышать голос Селестина, но стояла полная тишина и даже роковые дубы не показывались.

— Кажется, мы прошли мимо, — сказал отцу Тома.

— Нет, — возразил отец, — я внимательно смотрел по сторонам. Мы еще не дошли.

— Я думал, мы больше прошли, — заметил Тома.

— Не унывай, — отвечал отец.

Прошло еще полчаса, но дубы все не показывались.

— На сей раз и мне все это начинает казаться странным, — сказал Фортен. — Мы должны сейчас быть на краю леса, ведь пересечь его можно минут за пятьдесят, а мы идем уже полтора часа; как видно, мы не заметили дубы.

— Нужно вернуться, — сказал Тома.

— Вернемся, — согласился Фортен, но в эту минуту поднялся такой ветер, что им пришлось придерживать шляпы руками. Ветер свистел в ветвях, и они невольно подняли головы.

— Вот и дубы, — проговорил Тома, дрожа всем телом.

И впрямь, Фортен увидал рядом, там, где сгущалась темнота, очертания двух величественных деревьев. Они были совсем близко, не далее чем в двадцати шагах.

— Пойдем, Тома, — решительно произнес Фортен, хотя и сам ощущал трепет, — пойдем. Моя очередь идти впереди.

С этими словами он зарядил ружье и направился прямо к деревьям; Тома последовал за ним. Они сделали сотни три шагов, но дубы, до которых, казалось, было рукой подать, оставались от них на прежнем расстоянии. Они продолжали идти, но дубы будто отдалялись от них, лес раздавался в стороны, повсюду раздавалось шипение, точно в нем кишели змеи. Время от времени Фортен наступал на какие-то тела, чьи-то когти царапали его ноги; в воздухе висело зловоние, вокруг словно вились неведомые и невидимые создания. Измученный усталостью, Фортен повернулся, собираясь предложить сыну присесть и немного отдохнуть — но Тома уже не было рядом.

Фортену кажется, что он видит сквозь кусты свет фонаря; он даже узнает белые бриджи сына; он зовет Тома, и незнакомый голос отвечает:

— Иди сюда, я жду тебя!

Фортен медлит, но все же идет вперед; свет вскоре исчезает; но вот он мелькает снова. Фортен вновь зовет сына.

— Я здесь, иди сюда! Я жду тебя!

Фортен не узнает голос: то голос не Тома и не Селестина; фонарь окончательно гаснет; Фортен не понимает, где находится; он поворачивает назад, но не может найти дорогу, с которой только что сошел; холодный пот выступает на его теле, вокруг и перед глазами кружатся летающие твари; Фортен их не видит, но чувствует их тлетворное и обжигающее дыхание, ощущает дуновение, словно над ним взмахивают крылами громадные птицы; он начинает сожалеть, что отправился в лес, мужество покидает его, ружье выпадает из рук; не то истомленный, не то потрясенный, он вынужден прислониться к ближайшему дереву. В эту ужасную минуту он вручает свою душу Господу и достает из кармана распятие (этот благочестивый человек всегда носил его с собой); но силы оставляют Фортена, он опускается на колени у подножия дерева и вскоре лишается чувств!..

Стоял день, когда Фортен очнулся; возможно, его привело в себя солнце, согревавшее его руки и ноги. Фортен огляделся и увидел свое сломанное ружье, все изглоданное, будто его жевали чьи-то зубы; ружейные стволы казались обожженными, деревья вокруг были покрыты кровью, магическими знаками и ужасающими следами, ветви их почернели и иссохли, по истоптанной траве были разбросаны обрывки одежды. Фортен узнал одежду своих несчастных сыновей и понял, что и его постигла бы та же судьба, не будь он вооружен символом Божества; лишь распятие спасло его от дьявола.

Обезумев он страха, он вскочил и бросился домой. Там он рассказал обо всем; рассказ его подтвердили власти и отряд стрелков, обследовавший лес. Они увидали все, о чем говорил Фортен: следы жуткого пиршества, плясок и забав дьявольской братии. Стрелки хотели предпринять поиски, но вдруг появилась белая собачка и все они в ужасе застыли; заключив, что в том месте обитает демон, коего им было не изгнать, решено было поставить кругом кресты, дабы не расширил он свои владения, и с той поры в округе больше не слышали о происшествиях в этой части леса. Но горе тому, кто осмелится нарушить границы!

Мне понадобилось уехать из столицы по делам; мы, то есть четверо попутчиков, путешествующая дама и я, уселись в карету. Мы начали с обмена любезностями, затем перекусили и подремали; но все время спать и есть невозможно, и пришлось коротать время за разговорами. Исчерпав тему мод, мы перешли к обсуждению рода человеческого, покритиковали каждого министра, власти в целом, миссии и миссионеров; рассмотрев в мельчайших подробностях весь миропорядок, мы было притихли, но тут беседа коснулась призраков и непокойных мертвецов.

— Ах, Боже мой! — промолвила путешественница. — Я не могу жить в своем замке: он манит к себе всех призраков из потустороннего мира.

— Где же ваш замок? — спросили все.

— Мы будем проезжать мимо, — отвечала она.

— Тем лучше, мы увидим ваших духов.

— Лично я не слишком стремлюсь к подобным приключениям, — заметил один из наших спутников, производивший впечатление человека рассудительного.

— Я также, — отозвался другой, — и почитаю за лучшее их избегать.

Любопытство остальных было возбуждено этими замечаниями, и мы попросили их рассказать, почему они так страшатся духов.

— Нет ничего проще, — сказал первый. — Я поведаю вам свою историю.

Я всегда любил путешествовать и, словно Агасфер, никогда не оставался подолгу на одном месте; в карете, верхом или на своих двоих, я всегда колесил по свету.

Однажды вечером, когда уже близились сумерки, я почувствовал тягостную усталость и громко воскликнул: